Я был ревматологом – заведовал отделением ревматологии в Пресвитерианской больнице Колумбийского университета на Манхэттене. Мало кто разбирается в моей специальности – она слишком часто ассоциируется со слезящимися глазами и влажным кашлем от острой пыльцовой аллергии. А на самом деле ревматология – подраздел терапии и педиатрии. Термин происходит от греческих корней «ревма», означающего «текучее, как река или поток», и «логос», означающего «учение». Ревматологи имеют дело с заболеваниями суставов, мягких тканей и сопутствующих осложнений на соединительные ткани. Мы часто оказываемся последним бастионом, к нам попадают пациенты с необъяснимыми симптомами, охватывающими целые системы организма – нервную, дыхательную, кровообращения. Ревматолога зовут, когда не удается поставить диагноз.
Я был диагностом по профессии – врачом-детективом: анализировал симптомы и результаты анализов, отыскивал стойкие последствия заболеваний и забытые травмы. За восемнадцать лет эта работа мне не наскучила, и я часто брал ее с собой в постель, перечитывая истории болезней в минуты между явью и сном, отыскивая смысл в хаосе симптомов.
16 июня было солнечно, не слишком жарко, но угроза нью-йоркского лета висела в воздухе. Уже чувствовалась поднимающаяся от дорожек душная влага. Скоро любой бриз станет похож на горячее дыхание незнакомца. Скоро автомобильный выхлоп можно будет, дотянувшись, размазывать по небу, как масляную краску. Но пока это была лишь угроза: легкая духота, испарина под мышками.
Я в тот день поздно вернулся домой. Дневной прием затянулся дольше обычного, и с поезда я сошел почти в шесть часов. Прошел пешком девять кварталов до дома между рядами ухоженных газонов. Над почтовыми ящиками висели американские флаги. Белый штакетник оград, и гостеприимный, и отстраняющий, мелькал на краю поля зрения, как велосипедные спицы. Чувство движения – мимо щелкает одно, другое… Здесь жили состоятельные люди, и я в их числе: врач-специалист, лектор, преподаватель из Колумбийского.
Я защитил диплом в эпоху до ГМО, до девальвации врачебного звания, и вполне состоялся. Деньги обеспечивали некоторую свободу и роскошь. Дом на четыре спальни, несколько акров всхолмленной земли с плакучими ивами и линялым белым гамаком, лениво раскачивавшимся на ветру. В такие теплые вечера я, проходя тихим пригородом, ощущал покой и завершенность – не мелочное самодовольство, а глубокое человеческое чувство. Триумф марафонца после забега, ликование солдата по поводу завершения долгой войны. Человек принял вызов, справился с ним и от этого стал лучше, мудрее.