Он ведет такси по ночным улицам.
– Двадцать девятого июня, – говорит он. – Надо вернуть себе форму. Сидячая жизнь губит тело. Насилие продолжается слишком долго. Отныне каждое утро пятьдесят отжиманий и пятьдесят подтягиваний. Хватит таблеток и вредной еды, разрушающей тело. Отныне – полная организованность. Каждый мускул во мне окрепнет.
Хинкли, открыв рот, слушал его из темного зала. Каждое слово словно было писано про него. Фильм кончается тем, что Де Ниро лежит на полу борделя с пулей в виске. Камера отворачивается от него и показывает сверху осторожно входящих в комнату вооруженных полицейских.
В то лето Хинкли смотрел этот фильм пятнадцать раз – сидел в полупустом зале с пакетиком недоеденного попкорна на коленях. С ним что-то происходило. Преображение. На экране Де Ниро привязывает к предплечью взведенный револьвер. Он берет под контроль неконтролируемое. Он говорит: «Дни тянутся и тянутся. Им нет конца. Все, что мне нужно в жизни, – это цель, к которой идти. Не верю, что жизнь следует посвятить угрюмой заботе о себе. Тогда, по-моему, люди станут неотличимы друг от друга».
Хинкли возвращался в свою кишащую тараканами квартирку, похожую на жилье героя фильма. Он сидел в темноте, перебирал струны гитары в надежде, что его осенит вдохновение. В письмах родителям он описывал выдуманную подружку по имени Линн Коллинз, делая ее похожей на одну из героинь фильма.
С утра он рано вставал, чтобы занять очередь на утренний сеанс.
Через месяц Хинкли вернулся домой в Техас. Работал кондуктором автобуса, пытался примириться с жизнью маленького человека. Но Тревис преследовал его. Темная, скользкая дорога мужского сознания.
Хикнли поступил на технические курсы в Лаббоке. Старался вести обычную жизнь. Повадился пить персиковый бренди и носить зеленую армейскую куртку. Друзей не заводил. Сокурсники редко видели его в компании других людей. Но друг у Хинкли был – только он жил на экране.
«Одиночество преследовало меня всю жизнь, – говорил ему Тревис, – повсюду. В барах, в машинах, на тротуарах и в магазинах – повсюду. От него нет спасения. Бог создал меня одиноким».
В августе 1979 Хинкли купил свой первый пистолет – 38-го калибра. Учился стрелять в цель: твердо ставить ноги, правой рукой держать рукоять, ладонью левой придерживать ствол, чтобы смягчить отдачу. Он предпочитал мишени в виде человеческих фигур. Целил в голову, стараясь опустошить разум перед спуском курка, как делают йоги.
В декабре Хинкли снялся с пистолетом у виска. Поздно ночью, сидя у родителей на кухне, он вставил в обойму один патрон. Свет не горел, уличный фонарь бросал тени на линолеум. Хинкли прокрутил барабан. Он старался не шуметь, чтобы не проснулись родители. Прижимая ствол к виску, спуская курок, он даже не закрыл глаза.