Он повернулся ко мне:
– Вы считаете, ваш сын попадает в одну из этих категорий?
Я покачал головой. Дэнни не был психопатом. Не был радикалом. Не жаждал внимания и не страдал шизофренией. Если симптомы не соответствуют диагнозу, диагноз неверен.
– Он этого не делал, Мюррей, – сказал я. – Повидав Пеку, я уверен в этом больше прежнего.
– Дело не в уверенности, – напомнил Мюррей. – Нужны достаточные доказательства.
Мы подъехали к университету ко времени окончания лекций. Газоны были полны студентов: мальчиков в школьных футболках, девочек в полотняных юбках и сапожках угги.
– Как ни стараюсь, – заметил Мюррей, – всегда воображаю в таких местах свальный грех, сплетение тел. Большие и маленькие груди, ноги бегунов. Им все это еще не надоело. Им нравится вкус члена и чувство, когда он давит им на бедро.
– Вам бы полечиться нужно, – сказал я.
Перед входом в Ройс-холл был устроен импровизированный мемориал. Груды цветов, прощальные карточки, отклики. Университет подумывал переименовать здание в честь Сигрэма. Во всяком случае, здесь будет памятник. Или табличка. Мы вошли через главный вход. Торжественное здание из светло-красного кирпича, с портиками и арками. По сторонам треугольной крыши поднимались две башенки.
Мы остановились в большом вестибюле. По видеозаписям я знал, что сын вошел через среднюю дверь. Камеры показали, как он проходил металлодетектор в 14:51. Я представил, что помещение заполнено студентами, в воздухе разлито волнение толпы, пульсирует энергия. Перед нами были двери в зрительный зал. Я помнил, что их открыли ровно в три. Справа и слева лестницы. Та, что справа, вела в коридор, где Секретная служба якобы нашла огнетушитель со следами клея от липкой ленты. Обвинение будет доказывать, что Дэнни сразу, как вошел, поднялся по этой лестнице. Дождался, пока на втором этаже никого не оказалось, и забрал из тайника пистолет.
Я попытался представить и это: мой сын срывает ленту, проверяет обойму – на месте ли патроны? Неужели он сунул его за ремень, как обычный уличный громила? Этого я не мог представить. Но, может быть, это моя слабость. Как врач, я не мог себе позволить исключить тот или иной диагноз. Не мог позволить эмоциям властвовать над рассудком.
– Войдем, – предложил я.
Освещение было притушено. Мы вошли сзади и двинулись к сцене по устеленному красно-желтыми коврами проходу к сцене. Я пытался представить, что все места заняты, в воздухе гул голосов. Распорядитель программы Сигрэма просит, чтобы студентам позволили стоять перед сценой, иначе в записи не будет заметно интереса зрителей. Им нужны были снимки как с рок-концерта: сотни фанатов, рвущихся к звезде в надежде коснуться любимца.