Домой хотелось отчаянно, хотелось все шесть месяцев, проведенных в училище. Почти каждый тайком вычеркивал даты в самодельных календариках, считая дни до зимнего отпуска. И чем меньше оставалось до заветной даты 1 февраля, тем чаще разговоры в курилках, караулках и на самоподготовке крутились вокруг одной-единственной темы. Отпуск! Что это было за слово! За ним было все: свободное движение по улицам без песни и строевого шага, сон до полудня и бодрствование до трех ночи. Отсутствие зарядки, выравнивания полос на одеялах и ежедневной уборки. Курение на ходу и руки в карманах гражданской куртки. Домашние пирожки и всеохватная мамина забота. Для кого-то – уже и водка с пивом, а для кого-то – и ласка любимой девушки. И конечно – школьный вечер встречи выпускников, вторая суббота февраля, экватор отпуска, первая встреча после выпускного. Сколько же было планов! Почти на каждый день с первого по четырнадцатое. Между Серегой и отпуском всего и оставалось-то: двенадцать дней, два зачета, один караул внутренний и один гарнизонный, да еще это вождение, будь оно неладно. Кто вообще додумался поставить практическое вождение танка посреди сессии? А потом эта фиолетовая вспышка… И прощайте все планы и надежды. Совсем, навсегда.
Анарион молчал, качая ногой, думал о своем доме. Ему туда тоже никогда не попасть. И Этель тоже не рассчитывала когда-нибудь увидеть родные места. Увидела. Лучше, наверное, и не видеть, чем вот так посмотреть.
– Вы правы, Анарион, – Серега справился с собой, – нам с вами уже не помочь. Давайте поможем хотя бы ей.
– Уже помогаем, – отозвался инженер, – и сейчас лучшая помощь – просто сидеть и ждать. Пойду орчару крикну, хоть в карты перекинемся, а то ностальгия нас совсем заест.
* * *
Играли скромно, по грошику. Карта не шла всем, и в итоге остались при своих. Серега несколько раз порывался проведать Этель, но совместными усилиями инженер и орк его успокаивали, уговаривая подождать темноты.
В сумерках протяжно и скорбно завыл большой рог. Серега подпрыгнул от неожиданности:
– Это еще что? – Рог буквально стонал, выворачивая душу наизнанку, от звука по спине побежали мурашки.
– Похороны, – отозвался орк, – пойдемте, господин, там присутствуют все, кроме часовых и тяжелораненых.
В сыром воздухе ощутимо пахло весной, и прелесть этого ощущения не могла испортить даже примесь лошадиного пота, орочьих экскрементов и гари. Снег стаял, ветер потянул с юго-востока, разогнав последние облака. Солнце ушло за горизонт, и на востоке уже светились первые, самые крупные звезды. Сырая земля под ногами мягко пружинила, выжимая воду по краям обуви.