– Домой? – Серега с трудом проглотил комок, подступивший к горлу. – Я не верю в это.
– И напрасно, совершенно напрасно, – всплеснул руками врач, – я же вам сказал – ситуация в стране совсем другая. Совершенно. Абсолютно. Ваш куратор оттуда, – доктор ткнул пальцем в потолок, – сейчас сам под следствием. Не из-за вас, конечно, но тем не менее. Мы пересматриваем дела всех пациентов, помещенных в наше, э-э, заведение, по линии славного и всем известного комитета. По вашей, мм, болезни практически все ясно, но прежде чем подписать заключение, я хотел бы пообщаться с вами лично.
Сереге вдруг не хватило воздуха, и он рванул рукой воротник казенной коричневой пижамы, заваливаясь со стула. Тянущая боль заполнила грудь, вытесняя из гаснущего сознания окружающий мир. Яркая, как солнце, лампочка потолочного плафона обожгла глаза, и Серега закрыл веки, проваливаясь в блаженную темноту.
– Поп! По-о-оп! Вставай, тормозила, там твоя очередь! – Слова пробивались в сознание глухо, как сквозь вату, и Серега Попов лишь промычал в ответ настойчивому зову что-то нечленораздельное и нецензурное, зарываясь носом в жесткую стриженую овчину грязно-серого воротника.
В жемчужном мерцании сна Ирина вновь шла через грохот дискотеки, слегка раскачиваясь на высоких каблуках и встряхивая волной черных волос. Шагала через весь зал прямо к нему, и горячая волна накатывала внутри, заставляя пылать уши и проваливаться в пятки желудок. Надо подняться и, не обращая внимания на десятки завистливых и насмешливых глаз, бьющих тяжелыми снарядами в затылок, сделать пару шагов навстречу. Оставить с носом дурашливого Олега из параллельного класса. Вот сейчас Ирина уже настолько близко, что он чувствует сладковатый аромат порозовевшей кожи в вырезе платья, видит шальные искорки в серых глазах. Осталось протянуть руку, но внезапно придурок Олежа вклинивается между ними, отталкивая Попова плечом. Подхватывает Иринку за талию и, чуть не влезая носом в ухо, противно хохочет, тыча в Серегу пальцем:
– Старшина, этот тормоз не встает!
Иринка смеется в ответ, запрокидывая голову, и неожиданно начинает вытягиваться вверх, плечи ее разворачиваются в молодецкую сажень, волосы внезапно рыжеют, а платье сползает на пол, обнажая черный комбинезон. И вот уже грозный старшина Макухин, бывший десантник, непонятно как поступивший в танковое училище, тянет пудовую ручищу к сжавшемуся в смертной тоске Сереге, хватает за шиворот и встряхивает, как котенка:
– Эй ты, клоун Попов, у меня всю следующую неделю из нарядов не вылезешь! А спать будешь в зимнем отпуске, только не дома, около мамкиной титьки, а в казарме! Заодно ее и побелишь!