– Конечно, конечно, – усмехнулся Дибелиус. – В особенности, если на этих банкнотах, – он достал из тайника и поднес банкноты к глазам Вонсовского, – стоит дата выпуска: 1938, 1939 и даже 1940 год. О! Какие же тайны хранят эти старые, редко используемые охотничьи домики!.. – Из пачки сигарет штандартенфюрер вытряхнул на ладонь, ролики микрофильма. – Правда, Вонсовский?
– Судя на глаз, здесь немало денег, – ответил Вонсовский, закуривая сигарету.
Но Дибелиус уже перестал играть.
– Бери его! – крикнул он и с силой толкнул Вонсовского к Лехсе, стоявшему в дверях ванной комнаты.
– Удивительный способ благодарить за гостеприимство. – Вонсовский стряхнул пепел с отворота пиджака. – Думаю, что я могу взять свою шубу?
– Замолчи! Я тебя еще поблагодарю. Старуха фон Эксендорф не поможет тебе.
– Конечно, – сказал Вонсовский. – Вы не дали мне возможности вовремя объяснить, что этой ванной пользуется прислуга, а моя – наверху.
Лехсе вдруг вспомнил про камердинера. Он с выхваченным из кобуры пистолетом бросился в кухню, но через минуту возвратился. Открытое настежь окно объяснило ему все.
– Сбежал, – сказал Лехсе, – и совсем недавно.
– Видимо, это Франтишек, – сказал Вонсовский. – Просто не верится. Тогда понятно, почему он сбежал. Неприятно мне, господин штандартенфюрер, что в моем доме находился человек…
– Замолчи! – процедил сквозь зубы Дибелиус. – Выясним все в Варшаве. – И, не глядя на Вонсовского, направился к выходу.
Два солдата из железнодорожной охраны, нагруженные добычей, отошли уже на порядочное расстояние от охотничьего домика.
– Посмотри, Хорст! – сказал низкорослый, показывая на слабый свет в окнах. – Господа между собой всегда договорятся. Как стал графом, так он теперь может быть даже и поляком.
Но высокий не поддержал разговора – был занят усмирением гуся, который хлопал крыльями, пытаясь вырваться из его рук, скрюченных от холода.
Оберет Рейнер дрожащими руками застегивал пуговицы кителя и громко ругал своего ординарца, толстого фельдфебеля, который возился с приготовлением утреннего кофе.
Рейнер подошел к окну, отодвинул штору. На темном зимнем небе еще блестели звезды. Старомодные часы на комоде, в стиле бидермейер (Рейнер «унаследовал» эту квартиру вместе с мебелью от какого-то адвоката, который был переселен в гетто), показывали без пятнадцати пять.
– Клаус, ты ленивая свинья!
– Так точно, господин оберет! – ответил ординарец. В руках он держал небольшой поднос с чашкой кофе и двумя пряниками. Из-под шинели, наброшенной на длинную ночную рубашку, выглядывали домашние туфли. – Могу быть свободен, господин полковник?