Князь: «Покойник»?
Балу (напеваю):
Моросит осенний дождь,
Отвратительная сырость…
Ох ты, бешеная туча,
Убирайся, сделай милость.
Как ты всем осточертела,
Аж душа ползет из тела,
И приходится опять
Нам на бога уповать.
Где-то музыка играет,
Как мелодия печальна.
Уж не марш ли похоронный
Мне послышался случайно?
К сожаленью, не ошибся,
Там покойника несут,
И старуха утирает
С щек ползущую слезу…
Князь: Точно, была такая песня.
Балу: Там еще третий куплет был, финал. Заканчивалось все тем, что покойнику все это надоело и «подхватил весь этот вой и унес его с собой». И все это в Am, F, E, Am и проигрыш F, G, Am или что-то типа того.
Князь: Точно помню другую песню. Если мы пели две, то, может быть, тогда и эта была.
Балу: Мы чуть ли не три играли или четыре.
Князь: А там была очень, ну скажем так, достаточно дурацкая песня, которая в конечном итоге не только не попала ни в один альбом «Короля и Шута», но ее даже нет в архивах.
Балу: Которая «та-та-та-та-тан-тан-тан»?
Князь: Да.
Я иду по улице, как всегда.
Стены зданий и машины. Красота.
Приятно, превосходно выглядят прохожие.
Их сегодня очень много, они имеют общее лицо народа.
Это ведь твоя песня была?
Балу: Ты знаешь, не совсем моя, половину стиха Горшок придумал. Тогда он еще не был Горшком, тогда нам было по 14 лет.
Князь: А стиль Горшка, он выделялся всегда.
Кооперативы там и тут
Что-то покупают, что-то продают.
Рожи ненавистные с гниющими мозгами
Шныряют там и тут. Друг друга загрызают.
Балу: Да, это он, ха-ха. А дальше ты придумал чуть-чуть.
Князь: Да, я тоже внес свои пять копеек в эту тему.
В этой жуткой суете я не слышу голос свой…
Там да там, там Я обосран сатаной.
Балу: Нет, было так: «дьявол, сытый суетой»…
Князь: Это в первой версии. Была вторая версия, что хотели сделать. Мы на тот период вообще еще ничего не умели делать и вообще даже не понимали, что мы хотим.
Балу: У нас была одна идея на всех.
Князь: Да.
Балу: Этого было достаточно.
Князь: В этой песне хотелось показать, что мы панки. А как написать панковский текст, никто не знал.
Балу: Мы не были панками. Мы были просто крутанами.
Князь: Нет, уже тогда тяга появилась к панк-року…
Балу: Все равно в «Петроградце» – только технически первое выступление, фактически первый раз мы выступили в красном уголке Ленинградского рок-клуба, как раз на экзамене Школы ритма Игоря Голубева, о которой ты начал говорить.
Князь: Просто надо было вспомнить про «Петроградец» для более точного повествования. Но тот первый концерт, конечно, в расчет брать не стоит. Потому что это мы учились в Школе ритма Игоря Голубева и непосредственно там сыграли первый концерт, то есть просто у нас была возможность выйти на сцену и сыграть на людях.