По сей день, не могу себе простить, что оставил ее на следующее утро. Никогда и ни к кому я не испытывал настолько сильной привязанности. Она подарила мне себя полностью, без остатка. А я бросил ее, позволив чувству вины и глубоко укоренившейся потребности защищать произведшую меня на свет мать, взять вверх, поставив на кон собственное счастье. Не думаю, будто Грета имела хоть какое-то представление о том, что я полюбил ее задолго до той ночи.
И поскольку пишу об этом сейчас, признаюсь, что есть ещё кое-что, о чём она не догадывается: несколько лет спустя я вернулся к ней. Но было уже слишком поздно.
«Он возвращался?»
Пытаясь унять неистово бьющееся сердце, я прижала руку к груди.
За окном уже давно наступило утро: яркий солнечный свет заливал комнату, а с улицы доносились шум и суета повседневной жизни.
Сегодня вечером, в ночном клубе в центре города, должна была состояться вечеринка по случаю тридцатилетия моего коллеги. Я заранее уладила все вопросы с работой и осталась дома, зная, что не успокоюсь пока не закончу книгу.
На кухне я налила себе стакан воды и без особого желания съела злаковый батончик. Предчувствуя, для следующей главы силы мне ой, как понадобятся.
«Неужели он возвращался?»
Устроившись поудобнее на диване, я сделала глубокий вдох и перевернула страницу.
* * *
К эмоциональной зависимости следует относиться так же, как и к наркотической. Я не мог целиком и полностью быть с Гретой, и потому старался избегать любого общения с ней. Иначе, я бы просто свихнулся. Исключались даже звонки по телефону и смс. Кто-то скажет, что это перебор, но слышать звук её голоса, зная, что мы не можем быть вместе, было для меня невыносимо. Однако это не означает, что я не тосковал по ней каждый божий день.
Год я жил словно в аду. Эмоциональное состояние Пилар оставалось таким же нестабильным, как и до моего отъезда. Она постоянно расспрашивала об отношениях в семье Ренди, следила за страничкой Сары на «Фейсбук», а когда я признался, будто Сара кажется вполне нормальной — мама стала относиться ко мне как к предателю. Я боялся даже произнести имя Греты вслух, чтобы она ничего не заподозрила и не начала рыскать в интернете. К тому же Пилар снова подсела на таблетки от бессонницы и мне приходилось постоянно быть начеку.
Мои догадки подтвердились: на тот момент для моей матери сама мысль о нас с Гретой была бы невыносимой. Горькая ирония заключалась в том, что она была одержима Сарой, а теперь и я втайне помешался на дочери этой женщины. В какой-то степени, мы оба были чокнутые.