Среди разнообразного мусора, правда, иногда выныривали очень даже прилично написанные вещи. Если автор был никому не известен, а рукопись приехала почтой, Игорь продавал ее кому-нибудь из знакомых литераторов. Автору отвечал, что произведения такого не припоминает. Пару рассказов он напечатал под своей фамилией. Был соблазн то же самое сделать и с большим историческим романом, который прислал в редакцию никому не известный сочинитель — откуда-то из Караганды. Игорь подумал, почесал лысину и затем продал рукопись известному романисту Петру Алексеевичу Головощекину — трижды герою социалистического труда, которого уже при жизни называли классиком советской литературы и собирались поставить памятник у него на родине.
А, вообще, талантливый автор раздражал Игоря. Когда такой приносил страницы с повестью или рассказом, и Игорь, прочитав, определял искру, жемчужинку… что-то недоброе поднималось в душе. Словно насмешка, словно укор. Игорь косо оглядывал будущего Достоевского или, может, Шолохова, улыбался виновно и, хоть совсем не было смешно, рассказывал все один и тот самый анекдот про чукчу, который «не писатель, а читатель» — любимый анекдот Игоря. И еще давал добрый дружеский совет — бросить подальше сочинительство и заняться другим чем-нибудь — к чему есть способности.
Таков был Игорь Романовский — лысый, толстенький человечек, с коротеньким носом и темно-зелеными, печальными, как у бездомной собаки, глазами. Сейчас он глядел в рукопись присланной кем-то детективной повести. Мыслей в голове никаких не было. Вообще никаких мыслей. Игорь просмотрел листы, оценил объем, потом нахмурился и начал читать.
«Глава 1. Лагерь.
— Чем пахнет? Чуешь?
Кулак пах потом. И грязью. Да и вообще, Дима боялся Андрея. Тот крепкий, здоровый. Прямо бандит из фильма. В кино Дима дал бы ему один раз чтоб харкнул кровью. Но это — в кино. Тут — жизнь. Харкать — Диме.
Р-раз! И — острая боль сквозь челюсть. Андрей посмотрел строго.
— Понял, чем пахнет? Понял?
Дима и так знал. Было страшно, и колени дрожали.
— Да че ты лезешь к придурку?
Это в комнату, где умываются, зашел Вова.
— Дрон, хорош! Идем, короче! Щас после завтрака сразу в город — местных мочить.
Дима с надеждой слушал. Может, его больше бить не будут? Вова подошел ближе.
— Он нормальный пацан. Калечный тока. Че его мучить?
— Так и быть.
Андрей похлопал Димину щеку.
— Живи. Я разрешаю.
В пионерском лагере „Красная Зорька“ все завтракали. Стучали ложки. На каждой тарелке — манная каша. Она белая, и жидкий кусок масла плавает. Похоже на раствор цемента. И по вкусу похоже. Но если жрать хочешь сожрешь. Все едят. Только Дима не ест. Кто-то плюнул в его тарелку. Тяжело, смачно. Дима не видел — кто. Он пришел поздно. За столом все смеются.