– Ему не понравится, – сказала Вальгерда, чьи глаза поблескивали из-под низко сидящего шлема.
«И это мягко сказано», – подумал Сигурд, укладывая копье поперек колен и стараясь выглядеть уверенно и спокойно, что совсем не так просто, когда ты занимаешь почетное место в зале ярла, устроившего набег, в котором погибла твоя мать.
– Как хорошо, что эта задница бешеного барсука приготовила для нас пир, – сказал Улаф, входя в зал. Закаленный воин не закашлялся, как более молодые люди. – Все проходят назад, – начал отдавать он приказы, указывая концом копья в заднюю часть зала, где с потолочных балок свисал старый парус. Потом подошел к Сигурду, и все остальные обтекали его с двух сторон, как вода крупный валун в реке. – Ты уверен, парень? – тихо спросил он.
Сигурд кивнул.
– Пусть не шумят, дядя, – сказал он. Улаф кивнул в ответ, поднял щит и присоединился к остальным.
Сигурд знал, что сильно рискует, сидя здесь, так же далеко от занавеси, как от двери. Воины Рандвера могут броситься на него и проткнуть копьями прежде, чем Улаф и его отряд успеют прийти к нему на помощь. Это было безрассудно, даже глупо. Но также дерзко и смело и вызовет улыбку скальда, когда он будет рассказывать о том, что здесь произошло, – и Сигурд не смог удержаться от искушения.
А пока он ждал, вроде бы совсем один в зале вражеского ярла, потрескивало дерево в очаге, и пламя пульсировало оранжевыми и золотыми вспышками всякий раз, когда со свиньи падала капля жира. Мерцали масляные лампы, посылая змеевидные полосы сажи к низкому потолку, где стоял дым, густой, точно морской туман. На столе стояли блюда, над которыми поднимался пар, и от пропитавших все вокруг ароматов рот Сигурда наполнялся слюной.
И ярл Рандвер вернулся.
Сначала вошли несколько воинов, которые смеялись из-за того, что они видели на берегу.
– Сейчас они проплывают мимо Таравики, – говорил широкоплечий мужчина с бородой, почти доходившей ему до пояса, прокладывая себе и своим спутникам путь в заполненном дымом полумраке.
– Очень скоро они станут обедом для крабов, – сказал невысокий мужчина, чей расплющенный нос занимал большую часть лица. – О чем я даже жалею – мне бы очень хотелось взглянуть на безумного мальчишку.
«Значит, они не обратили внимания на отсутствие воинов у входа», – подумал Сигурд, продолжавший сидеть на месте, пока входили другие гости, и их возбужденные разговоры наполнили зал, как вспененные волны прибоя.
– Этот пир запомнят надолго! – сказал кто-то.
– А где проклятые рабы? – спросил кто-то другой.
– Мясо подгорело.
Сигурд чувствовал, как вспотели его ладони, лежавшие на ручках кресла из бука, но продолжал сидеть, сжимая дерево, изо всех сил сопротивляясь желанию закричать и схватить щит, – а в зал входило все больше и большее вооруженных людей. Большинство прислоняли копья к стене у входа, но у многих на бедре висели мечи, и у всех были скрамасаксы или короткие ножи. Во рту у Сигурда пересохло, и он испугался, что не сможет произнести ни слова.