О том, что утята и утка благополучно перебрались в реку, я узнавал сразу. Во-первых, я тут же обнаруживал, что утиное семейство исчезло из своего родного озерка, совсем превратившегося к этому времени в болото, а во-вторых, перебравшиеся в реку путешественники далеко не уплывали от моего дома и почти все время вертелись около мостков, с которых я брал воду.
Первое время утка, конечно, не доверяла мне и, заметив человека, вышедшего из дома, тут же подавала тревожный сигнал, а сама быстро-быстро плыла прочь. Утята же, заслышав сигнал тревоги, мгновенно ныряли, выныривали только в зарослях куги и здесь, затаившись, ждали, когда, наконец, прозвучит другой сигнал - сигнал отбоя тревоги.
Когда я отступал, не шел дальше к мосткам и усаживался на крыльце, утка переставала беспокоиться, медленно направлялась к зарослям куги, где прятались ее малыши, и утята, завидев мать, один за другим выбирались из укромных мест и быстрыми бурыми шариками принимались крутиться среди ряски и листьев кувшинки.
Шло время, я не беспокоил утиный выводок, и скоро утка и утята привыкли ко мне настолько, что спокойно выбирались на доски моего мостка, отдыхали здесь, приводили в порядок свои перышки и смело подбирали хлебные крошки, которые я оставлял на мостках специально для них.
Когда наступали холода и приближалось время утиного перелета, мои утки становились осторожнее, реже выбирались на мостки и я чаще видел их уже не на воде, а в воздухе, когда, посвистывая крыльями, они пролетали над самым моим домом.
Перед отлетом утки обязательно посещали наше озерко-болотце, вода в котором прибывала от осенних дождей. Здесь утята не так давно появились на свет, здесь они провели первые дни жизни, и теперь они, наверное, как-то по-своему прощались с родными местами. И, видя своих уток посреди озерка-болотца, я хорошо знал, что по весне они обязательно вернутся обратно, что кто-то из них на будущий год снова устроит здесь гнездо и выведет на свет новых утят. И я с нетерпением ждал эту новую, грядущую весну, чтобы снова услышать над весенней водой, только что расставшейся со льдом, громкий призывный крик утки: "та-та-та-та".
Так бы и текла по давно заведенным правилам жизнь нашего озерка и наших уток, если бы однажды сюда не наведался один местный охотник.
Правда, охотником этого человека я никогда не считал - я называл его просто браконьером и не раз советовал не попадаться мне на глаза.
Был этот человек жадным и жестоким. Ему ничего не стоило убить собаку, которая ему вдруг надоедала или которая начала стариться и больше не годилась для охоты. Он мог перестрелять всех тетеревов, живших возле нашего леса. И когда я говорил ему: "Что ты делаешь?" - он отвечал мне, корча ехидную улыбку: "Не я, так другой весь выводок приберет..." Словом, это был очень непорядочный человек, и я не на шутку напугался, когда узнал, что он добирается до утиного гнезда, которое снова устроила кряковая утка на нашем озерке-болотце.