Гру поставил ногу на телегу и уже почти забрался на нее, как вдруг мозолистая рука схватила его за горло и отбросила назад. Он упал в грязь, больно ударившись затылком.
– Это моя телега, Рэйнор. Еще раз тронешь, и я сверну твою проклятую шею.
Уолтер снова светил ему в глаза, и Гру едва сумел различить силуэт стоявшего над ним возчика Диксона.
– Груза это тоже касается.
Гру с трудом поднялся и отряхнулся. От падения в лужу на спине осталось мокрое пятно.
– Это большая ошибка, возчик.
Диксон сделал шаг вперед, и Гру отступил.
– Я только хочу, чтоб ты знала, – обратился Гру к Гвен, – я предлагал уладить дело миром. Готов был все забыть, но ты отказалась. Я просто хочу, чтобы ты это помнила.
Плотники перестали стучать молотками и уставились на него. Остальные шлюхи тоже вышли на улицу.
– Я хочу, чтобы вы все это помнили… когда придет время.
* * *
Гру вернулся в трактир, словно медведь, который возвращается в берлогу, чтобы зализать раны и наточить когти. Девять часов спустя он все еще чувствовал боль от падения и то и дело стряхивал с одежды высохшие комья грязи. Весь день и большую часть ночи он просидел в ожидании и раздумьях.
Он ссутулился за столом возле стойки, стараясь не смотреть на входную дверь, думая, что это, наверное, как стоять над чайником и ждать, пока он закипит. Гру был уже не молод, падения могли привести к непредвиденным последствиями. На счастье, он ничего не сломал, однако репутация его, вероятно, пострадала.
История об этом могла промчаться по кварталу, как поток мочи по сливной трубе. «Гру утратил контроль за Кривой улицей. Им теперь командуют женщины. Собственные шлюхи толкают его в грязь и смеются». Он не помнил, чтобы кто-то смеялся; никто даже не улыбнулся. Гвен, скорее, выглядела до смерти перепуганной, когда он упал на дорогу, но это не имело значения. Скорее всего, они смеялись потом, а если и нет, потом будут рассказывать, что так и было – а значит, так и было. Он мог бы призвать на помощь войска. Уиллард знал пару портовых рабочих, которых звали Гритти и Брок, – большие ребята с большими кулаками. Втроем они и мокрого места не оставили бы от Диксона. А если бы Гру всерьез хотел им навредить, он позвал бы Стейна – этот парень совсем безумен и сделает что угодно за бутылку и девицу, лишь бы ему это сошло с рук. Диксон ему еще заплатит, это обещание Гру себе уже дал, но в данный момент он мог подождать. У Гру были другие планы.
Свеча на столе дрогнула, и он заметил оловянный подсвечник – последний оставшийся. Он специально его выставил.
Памятуя о том, что нельзя смотреть на дверь, Гру повернулся к барной стойке и сосредоточил свое внимание на висевшей там картине. Сегодня он часто поглядывал на нее; она помогала ему успокоиться. Вся «Гадкая голова» была построена из краденого или найденного возле ближайших построек дерева. В этом смысле «Голова» олицетворяла Нижний квартал – плод всего, что было раньше, ублюдок, лишенный наследства. Входная дверь, на которую Гру отказывался смотреть из страха, что она никогда не откроется, первоначально принадлежала «Заблудшему путнику» и до сих пор оставалась лучшей на улице. Два больших окна когда-то позаимствовали из лавки разорившегося портного, а маленькое, по слухам, вырвали из борта корабля, севшего на мель возле причалов. Подобных артефактов в «Гадкой голове» было много, и, казалось, трактир хранил историю всего Нижнего квартала.