Одно лишь радует: для Михаила Федоровича «отдача в хорошие руки» – настоящее спасение. Работать на воле – значит жить в комнате более-менее нормальной общаги, а то и в снятом углу избы, по-человечески ходить на работу в контору и даже получать хвостик зарплаты, которого с лихвой хватит на питание получше лагерного.
Никогда бы не подумал, что буду искренне поздравлять товарища с его собственной продажей, но… пришлось.
* * *
– Туум! Туум! Туум! – глухо бил мой лом в мерзлый монолит.
– Господь с тобой, охолони, покуда мелочь отгребу, – наконец остановил меня Авдеич, засовывая едва прикрытые самодельными перчатками руки в разломанное крошево. Полноценно орудовать лопатой у него давно не было сил.
– Валяй, – охотно согласился я, плюхнувшись чуть поодаль на заботливо подвязанный к седалищу кусок фанеры с войлочной подкладкой.
Местные уголовники обходятся отдыхом на корточках, но мои суставы явно устроены по-другому[170] – минут пять в позе гопника, и наваливается дикая боль, хоть криком кричи. Так что инновация не от хорошей жизни – в царстве мороза, камней и снега проще таскать с собой лишнюю тяжесть, чем мучаться в поисках места, куда можно примоститься без риска для здоровья или добавки срока. А тут, надо сказать, не мелочатся – за простое сидение на санях накидывают целый год! Лишний груз в виде зэка тянуть никак нельзя, а надзиратель далеко, недосуг ему разбираться, работает коняга или просто стоит в оглоблях. Животину положено беречь, а до людей никому нет дела.
Между тем, сороковой день от моего прибытия в Кемперпункт тянулся к обеду. По местным поверьям – немалый этап в жизни новичка, благополучно перевалив который можно строить хоть какие-то планы на будущее. Впору подводить итоги и мне.
Работа, на которую я умудрился подписаться, на первый взгляд выглядела просто: мусор в лагере принято выкидывать в сколоченные из досок, а затем густо беленые известью пирамидки без верхушки и дна примерно два на два метра в основании. Такие несложно поднять вверх, отставить в сторону, содержимое же собрать в сани или телегу, да вывезти прочь, в лесной овраг. В меру тяжелая задача для двоих зимой – ведь смерзшуюся массу ТБО нужно разбивать на подъемные куски. Легкая, но крайне пахучая халтурка летом. Впрочем, меня, как сосланного на Соловки транзитника, последнее ни грамма не волновало.
Однако жестокая подстава все же имела место: Авдеич медленно умирал, в попытках же его спасти внешне жестокий, а на поверку неожиданно жалостливый рукраб не придумал ничего лучшего, как раз в месяц или два подбирать ему в помощники свежего дурака типа меня, достаточно сильного и непременно сентиментального каэра. Надо признать, его расчет оправдался: узнав историю напарника, я не смог отказаться, поэтому потянул лямку за нас обоих. Так что все тяжелые задачи, а именно – ломовая долбежка и затаскивание крупных кусков в установленный на полозья короб легли на мой хребет.