Я уже неоднократно указывал, что, кроме школы, наиболее приспособленным лицом для половых разъяснений является мать. Но это можно сказать не о всякой матери. Если мать должна всё своё свободное время отдавать заботам о поддержании своей жизни и не может поэтому уделять много сил воспитанию своих детей; если мать оставляет своих детей на попечение наёмных гувернёров и гувернанток; если она предпочитает отдавать своё время общественной деятельности, выступлениям на собраниях по защите прав женщины, по вопросам полового воспитания или по борьбе за улучшение женской одежды; если мать оставляет своих детей дома на моральную гибель, потому что ей ночи нужны для балов и визитов, а дни, вместо ночи, для сна; если, словом, мать не отдается целиком своему ребёнку, тогда не ей брать на себя задачу полового просвещения. Громадное количество матерей, к счастью, иначе понимают свой долг по отношению к дому и своим детям, и таких матерей нередко можно встретить в среде ремесленного класса, а также наиболее зажиточного класса, хотя и здесь уже начинает замечаться обезьянье подражание так называемым аристократическим кругам. Я лично видел матерей, к которым доверчиво относились их даже уже совсем взрослые сыновья, матерей, которые умели успокаивать своих 16-ти и даже 18-летних детей, испуганных первыми ночными поллюциями. В тех случаях, когда мать не в состоянии сделаться доверенным лицом её сыновей, тогда её место может заступить другое лицо, напр. воспитательница или родственница. Иногда же этим лицом является отец, или врач. в особенности домашний врач, в старом добром значении этого слова; часто старший брат или друг дома. Много хорошего в этой области может сделать старший товарищ, если разность в летах не настолько велика, что благодаря этой разности старший не бывает в состоянии близко подойти к душевной жизни более молодого друга. Так или иначе, повторяю, рядом с различием характера объектов полового воспитания наиболее важным фактором является их доверие к лицу, объясняющему им все половые явления. Только при наличии этого доверия, ребёнок проникается искренностью и внутренней правдой каждого сообщаемого слова, не видит в нем того лицемерия, которое он часто угадывает во многих воспитательных приёмах. В свою очередь сам ребёнок на искренность умеет ответить доверчивостью и откровенностью, тогда, как всякой бестактностью легко вызвать с его стороны недоверие и отчужденность. Представьте себе случай, когда у мальчика замечается онанирование, и только серьезным воздействием и можно его отучить от этого порока. И вот, такому мальчику несправедливо бросается упрек во лжи, хотя, может быть, этот мальчик тратит сам много энергии для борьбы со своим пороком, – может ли такой ребёнок отвечать откровенностью и искренностью, когда ему бросают оскорбление: «лжец»! Но он будет готов на полную откровенность если увидит искреннее, осторожное, нелицемерное отношение к себе; он будет тогда в состоянии подавить всякий ложный стыд и рассказать обо всём, что его волнует. Только это и может служить предварительным условием для действительно полезного просвещения.