И тут Фил вновь вспомнил фразу, которую он, должно быть, когда-то услышал или прочел, но уже не помнил, где: «Он смеялся, потому что враги не сумели его догнать; но он и не подозревал, что они старались специально дать ему ускользнуть».
Дик испытывал чувство беспокойства, как игрок в шахматы, догадывающийся о том, что готовится сокрушительная атака, но не знающий, откуда именно ее ждать. Попытка Лема, эти страницы на кириллице, эти видения картин, хранящихся в Ленинграде, — всё свидетельствовало о том, что дьявольская русская тема вновь возникнет в симфонии его жизни. И Дик ждал.
Удар был нанесен 20 марта, но началось все еще 18-го. В этот день на имя Филипа Дика пришло заказное письмо, Тесса расписалась в квитанции о получении. Письмо было написано на тяжеловесном английском. Автор, представившись почитателем Дика, просил у него автограф и, если можно, фотографию с его подписью. Классическое письмо поклонника. Дик всегда мечтал о почитательницах своего таланта, но это письмо пришло из Эстонии.
Ему в жизни никто не писал из Эстонии. Дик открыл атлас, без особого удивления констатировал, что Таллин находится рядом с Ленинградом и недалеко от Варшавы. Сеть сжималась вокруг него.
Внезапно Фил произнес фразу, которую не готовил заранее и смысл которой стал ему ясен только после того, как он ее озвучил: «Сегодня понедельник. А в среду придет другое письмо, и оно может меня убить».
Дик отказался объяснять жене что бы то ни было и до самой среды не вставал с постели.
Утром 20 марта он послал Тессу проверить почту. Она вернулась с беспокойной торжественностью. Пришло семь писем, Дик смотрел на них, не вскрывая. Шесть конвертов выглядели вполне обычными: проспекты, счета, конверты с эмблемами, знакомые почерки. На седьмом не упоминалось имя отправителя. Судя по штемпелю, письмо отправили из Нью-Йорка.
— Это оно, — сказал Дик изменившимся голосом.
Он попросил Тессу открыть послание и описать его, не показывая ему. Собственно, это было даже не письмо, а сделанная на одной странице ксерокопия двух критических статей, появившихся в левой нью-йоркской газете «Дейли уорлд». Некая советская писательница, находящаяся сейчас в Соединенных Штатах, поздравляла Дика с тем, насколько блестяще ему удалось описать закат капитализма. Слова «упадок» и «смерть» были подчеркнуты красным. И наконец, закончила Тесса, имя и адрес писательницы были написаны на обратной стороне. По всей вероятности, письмо отправила она.
Дик закрыл глаза. Ситуация казалась обычной: эта женщина, желая привлечь к своему произведению внимание писателя, которым она восхищалась и который пользовался некоторой славой в левацких кругах, хвалит фантаста, надеясь извлечь из этого выгоду. Но Дик очень хорошо помнил, что два дня назад внутренний голос сказал ему, что речь в данном случае идет о чем-то ином. «Божий суд», в буквальном смысле. И от ответа Дика зависела его судьба.