От двери заговорили по-румынски…
«Зачем я лег?» – спросил он себя и не нашелся, что ответить.
– Кто здесь еще есть? – каким-то странным тоном спросил чужой голос, уже по-русски.
Почему-то Николай сразу встал. Огляделся: да, в углах камеры поднялись еще человек пять, да еще кто-то ворочался на исщербленном, залитом кровью полу. В ушах стояли звон и стон: стонали будто сами стены.
– Кто?
– Младший лейтенант Егорова, – назвалась женщина, раненная в плечо. Она зажимала рану ладонью, но кровь текла не останавливаясь, пульсируя. Артерия. Это значит – счет на секунды. Так и было. Женщина закатила глаза и повалилась лицом вниз. Николай даже не дернулся: не сработали даже вколоченные в него всей взрослой жизнью рефлексы. Слишком он был оглушен.
– Лейтенант Иванов…
– Лейтенант Абдураупов…
– Младший лейтенант уулу Улукбек…
– Да вашу же мать! Лейтенант Войтович, суки!
– Лейтенант… Поляновский, – назвался он сам, последним.
– Поляновский!
Николай обвел взлядом немногих стоящих. Ладно. Переступил через два тела, лежащих друг на друге крест-накрест. Обошел стонущего раненого, зажимающего руками живот. Вспомнил нужное и даже запнулся от этого. Потратил секунду, чтобы подумать. Сам засмеялся над своей глупостью. Не нашел ничего лучшего, чем тоже запеть «Варяга».
Не скажут ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага… —
начал он не с первой строфы, а с самой последней. Дверь за спиной захлопнулась, вновь лязгнул засов.
Лишь волны морские прославят вовек
Геройскую гибель «Варяга»!..
За стальной дверью оказался хорошо освещенный широкий коридор. У всех пяти конвоиров были безумные глаза: разводящий растирал измятую шею, еще один натурально дрожал губами. Песня кончилась, и Николай начал ее снова, с правильной, первой строчки. Все-таки он был моряком, пусть и не самым настоящим. Но, кстати, он всегда хотел им быть.
Прощайте, товарищи! С богом, ура!..
Коридор оказался довольно коротким. Несколько закрытых дверей с глазками: очевидно, соответствующих таким же камерам, как та, в которой отогрелся он. За одной вроде бы тоже пели, но он не был уверен: слишком громко орал сам. В дальнем конце коридора, метров через полсотни, последняя камера зияла открытой дверью. Туда его и вели. У входа стояли еще трое; когда они оказались рядом, Николай разглядел, какие мертвые у встречающих лица. Не выражающие ничего.
Двери у этой камеры не имелось. Несмотря на это, сортиром еще в коридоре воняло просто оглушительно. В середине камеры стояло ведро с водой, по полу змеился шланг, из которого несильно текло, смывая дрянь в канавки у стен. Что это означает, он понял сразу же. Ткнул без замаха человека перед собой вытянутыми пальцами левой руки точно под кадык. Попал, как ни странно, но даже не успел услышать, как тот охнет. Сбоку шагнул огромный, весящий много больше ста килограммов чернокожий мужчина в серой форме без знаков различия. Одним движением он заломил Николаю обе руки за спину, загнув их вверх.