Вторым направлением нашей работы стал лучистый гриб и продукты его жизнедеятельности. Вот уже весь флигель усадьбы заполнился оборудованием, а в помощники доктору были наняты двое выпускников медуниверситета. Насчет них меня терзали смутные сомнения, но Тюхтяев свято верил в убедительную силу подземелий. На всякий случай сама я перестала ходить во флигель и теперь лишь встречалась с доктором у себя, где передавала свои наработки. Он удивлялся подобной паранойе, но граф поддерживал мое инкогнито, на том и порешили.
Дабы не особо увязать в дебрях антибиотиков, которые при примитивных технологиях получались не такими действенными, как мне бы того хотелось, начали штамповать всякое.
Начали с активированного угля — когда я рассказала графу об идее противогаза, он так воодушевился! Оказалось, что первые эксперименты с боевыми отравляющими веществами провели отнюдь не немцы на речке Ипр, а чопорные англо-саксы в Крымскую войну. Еще дед Петеньки в ту войну был серьезно травмирован подобным снарядом — вместе с адмиралом Корниловым поучаствовал в разборке «вонючей бомбы» и так и не оправился до самой смерти, утеряв голос, часть легких и слизистые на глазах и горле.
Какие, однако, пробелы обнаружились в моем образовании. То, что мы сляпали буквально на коленке, не очень было похоже на хороший респиратор, но вполне защищало от хлора и синильной кислоты. Хотя и знакомые графа из военного ведомства сомневались, в том, что найдется чудовище, способное применять оружие столь ужасающее, мы запатентовали это изобретение на его имя, а он выкупил у меня право претензии в обмен на 35 % от продажной стоимости. Потом граф подумал-подумал и решился на весьма отчаянный эксперимент.
Сначала попросил сделать дюжину противогазов. Как я догадалась к ним докинуть перчатки — не знаю, но после того дня насчет Николая Владимировича сделала далеко идущие и самые неприязненные выводы.
Мы выехали из города в крытой коляске. Стараясь не привлекать к себе внимания, я надела мешковатый мужской костюм, став похожей на ассистента Сутягина. Граф поджал губы, но смолчал. Тюхтяев правил сам — не хотели лишних свидетелей. И тут бы мне опомниться, повернуть назад — но куда там. Народ еще не начал стягиваться с дач, приезд графини и детей из Крыма ожидали не ранее сентября, и наша маленькая банда незамеченной отправилась на берег Финского залива. Тюхтяев был не очень доволен моим участием, но причин не озвучивал.
На каменистой косе нас троих уже поджидал один из студентов, который привел туда корову, козу, расставил вокруг скотинки шезлонги и поставил непонятный предмет посередине. Ну не может же он… Я еще раз посмотрела на одержимый блеск в глазах графа и поняла — может. Этот — может. За отца он готов расплатиться как угодно.