— Ох, ну что же Вы, Апполинария Павловна, так. — тот неловко и слишком нежно похлопал ее по щекам. — Разве можно было так перенапрягаться.
И только я приготовилась ко второму акту этой мистической мелодрамы, как появились два приятеля, которые тоже не планировали встретить посторонних.
— Тихон Иванович, я не припоминаю, чтобы разрешал госпоже Осетровой участвовать в Ваших изысканиях. — хищно прищурился столичный чин.
Братолюбов замер нашкодившим щенком.
— Федор Андреевич, не сердитесь. Я только хотела посмотреть на…
— На мертвеца. И пообщаться с его духом. Хватит уже испытывать терпение Вашего папеньки, езжайте домой.
И парочка удалилась под тяжелым взглядом Фохта. А мне вот очень любопытно, что это за доморощенная ведьма с папенькой, которого Фохт явно знает.
Димка ухмыльнулся и широким жестом махнул на полмира.
— Ищи.
А это уже интересно. Федор словно сбросил что-то неуловимо-городское и хищно осмотрелся. У Люськи был шанс, если бы она не начала строить глазки жениху, а я как внедрилась вглубь гигантской расщелины старой сосны, так и не высовывалась с самого начала разборки. Вот инспектор обошел несколько куда более перспективных мест, которые я отвергла из-за ненужного перфекционизма и даже начал нехорошо коситься на командира.
— Ну ладно, поищи нашу графиню, а мы пока погуляем. — вот же редиски.
Ушли. Над этим распогибельным местечком нависла тишина. Даже птицы не пели — все же они поумнее людей, и в раннюю весну не поверили.
— Ксения Александровна, Вам помочь спуститься?
Щас, я на такие шутки с раннего школьного возраста уже не ведусь. Он подходит к моей сосне и протягивает руку. Не глядя. Но я-то гордая, столько времени промучилась здесь, могу и сама спуститься. Хорошо, что поймал.
— Я сам на этом дереве прятался. Дмитрий меня даже не сразу нашел. — гордо произнес он.
Посмотрели друг на друга: он весь такой городской, гламурный и я — с раскрашенным грязью лицом, в обновленной кикиморе — рассмеялись. Да, сейчас, когда весь мир так далеко, хочется побыть живыми, наслаждаться сиюминутным. На его лице рассыпались лучки тонких морщинок у висков, удивительные эти ледяные глаза вдруг теплеют от искреннего смеха. Руки бы еще отпустил. Принюхалась — и поняла причину благодушия. Надеюсь, от ящика выпивки, который мы привезли с собой, еще хоть что-то осталось.
— Спорим, не догонишь? — и что же мне в голову приходит.
Куда ему, в городских-то туфлях, да еще под градусом. Но недооценка врага — роковая ошибка, Хакас всегда так говорит. Он испытующе исследует дно моих глаз, наконец выпускает из объятий, снимает пальто, сюртук, разминает суставы. Хорошо, мне тоже есть что сбросить лишнего — и на землю летят кикимора, куртка. Остаюсь в штанах, тонком свитере, вязаном жилете. Даже без корсета — вообще одичала в деревне.