Она рассматривала его — явно нездешний. Верно говорили, грек. Волосы темные, лицо широкое, глаза чуть раскосые. Вроде с первого взгляда простой, а присмотришься — ох, и хитер.
— Дальше-то что думаешь? — осведомился чужак.
— Дальше?
Она не думала про дальше. Муж таких указаний не давал. Убив зверей и раскидав их туши по заброшенному поместью, она ежевечернее садилась у стола, зажигала лампу и ждала. Час, другой, спина затекает уже, а он все не идет.
— Их начнут искать. Полиция придет. Тебя и так уже подозревают, а тогда уж и сомнений не останется. Уходить тебе надо. — деловито посоветовал он.
Полиция? Этим-то сюда ход заказан. И тогда еле дождались урядника.
— У тебя же цель была, верно? — уточнил пенник. — а теперь не знаешь, куда дальше идти…
Она закрывает ладонями уши, но его голос продолжает проникать под темя.
— Что дальше? Что дальше Что дальше?
Она тихо подвывает в такт его словам, и вой этот становится се громче, громче, громче… И весь мир повторяет за ней, лишь пленник продолжает задавать свои ужасные вопросы.
К ночи стало совсем холодно и мы втроем плотно прижались друг к другу. Засыпать категорически нельзя, но клонит неимоверно. Мы с Люсей уже и попели хором, и попинали друг друга. Поленька отодвинулась подальше и участия в играх не принимала, зато мы отрывались. Поэтому крики и возню услышали не сразу.
— Эй, там к тебе пришли. Стучат, слышишь? — с горечью в голосе произносит зверь. А мне бы хоть куда теперь, только подальше от него. И я с облегчением встречаю бесцветный взгляд у порога.
— Позволите, сударыня? — он берет ее за плечи, бережно, но твердо и передает с рук на руки серым шинелям.
Дверь из проема вылетела и криво рухнула к ногам спасательной бригады.
— Федор Андреевич! — девушка с полустоном повисла на его шее, держась как пассажир «Титаника» за последнюю шлюпку, а он смотрел в мои глаза и не прятал взгляда.
— Нет, ты погляди, какая драматургия. — шипела Люська, карабкаясь по двери к Хакасу. Тот, чуть потрепанный, морщащийся при резких движениях шеи, но определенно живой, был одновременно сердит и счастлив.
Я молча взирала на всеобщее воссоединение и испытывала одну лишь усталость и только покачала головой, когда чуть помедлив, сильные мускулистые руки кольцом обхватили старомодную накидку. Да уж поцелуй ее наконец, раз так выбрал.
Господин Братолюбов с горечью в глазах побитого щенка неотрывно смотрел на Апполинарию, оккупировавшую моего любовника. Что, мой провинциальный брат, отвезешь меня домой?
* * *
Вернулись в усадьбу затемно уже, огребли заслуженных подзатыльников от мамы, причем все трое, и отправились спать.