— Нет, это так, поглазеть пришли. — Он шикнул и народ притих.
— Тогда начнем с Вас. — я грациозно пристроила папочку на коленке и принялась конспектировать.
— Возраст у Вас какой? — уставилась на сложную работу мысли. Ну да, эти цифры запомнить нелегко.
— Да уж тридцать семь стукнуло.
Да ладно? Он же выглядит как ровесник Тюхтяеву, если не старше.
— К какому сословию относитесь?
— Крестьянствуем мы. — гордо ответствовал староста.
— Родились здесь?
— Туточки.
— Приписан тут же?
— Истинно так.
— Обыкновенно проживаете здесь?
— А то где же?
— Вероисповедание?
— Православные мы! — он даже ногой топнул.
— Родной язык русский?
— А как же.
Насчет грамотности мы уже условились.
— Ремесло Ваше?
— Земледельствуем.
— А побочное есть?
— Раньше в отход ходил, а теперь как сход старостой выбрал — бросил. Теперича мануфактуру держу небольшую.
То есть почти что пенсия.
— А супруга Ваша?
Он кивнул в сторону старой женщины, прям вот очень старой, со сморщенным в кулачок размером лицом.
— Как Вас величать, голубушка? — обратилась я, но та только нырнула за печь.
— Анною. — ответил глава семьи.
— А по отчеству?
— Ивановна она.
— Возраст?
— Да старая уже, почитай на два года меня старше будет.
Не удержалась, посмотрела на дряхлую тридцатидевятилетнюю старуху. Как хорошо, что та яма была рядом с Фролушкиной лавкой. Переглянулась с Андрюшей — тот тоже немного озадаченно наблюдал за нашим контингентом. Если бы на даче провалилась, то наилучший исход — превратиться к жалкое подобие этого кошмара.
Само собой, неграмотна, местная, ни разу за пределы околицы не выбиралась.
— Дети?
Мне выстроили целую толпу: сыновья двадцати трех, двадцати одного, двадцати, тринадцати, двенадцати, девяти, шести лет, и дочери четырнадцати, одиннадцати, семи и четырехлетнего возраста. Она вообще помнит, когда не была беременна? И кто-то еще говорил о том, что это дворянки изнашивали свой организм постоянными родами, а крестьянки защищались лактационным бесплодием. Так себе защита получается.
Сыновей староста отдавал в школу, а девочкам грамота ни к чему.
— Пятерых уже замуж выдали. — гордо произнес многодетный отец.
Трое старших сыновей уже также были женаты и вместе с женами и детьми жили тут же. Изба мигом перестала казаться просторной.
Но переписали и этих.
— Кто-то еще проживает с Вами?
— Отец мой, Лука Мефодьевич. — вон он на печке дремлет.
— Годов ему?
— Да старый совсем, шестьдесят уж почитай стукнуло.
Тем мощам, которые удалось рассмотреть при свете керосиновой лампы, я б и сто шестьдесят дала. Что-то свежий воздух и экологически чистые продукты пока никого тут не омолодили.