Через минуту Тамара Петровна, с трудом сдерживаясь, чтобы не присоединиться к ним, оттащила Галю и Наташу и усадила Ларису в кресло. Лариса попыталась что-нибудь сказать, но только расплакалась еще сильнее.
— Поплачь, поплачь, — сказала Тамара Петровна, — сама ведь знаешь, слезы — лучшее лекарство. Одна сегодня кататься больше не будешь! Дома одна сидишь в четырех стенах, на работе — одна. Так и свихнуться недолго! Ездить будешь с нами, из машины выйдешь, только когда наревешься вволю. Как врач говорю — выплакать все нужно. И не вздумай спорить!
— Белова, — ворвалась в кабинет старшая медсестра, но, быстро уловив контекст происходящего, осеклась.
— Я за нее, — откликнулась Наташа. — Я тоже фельдшер.
— Тогда быстро дуй с Семеном на Садовую вот по этому адресу.
Наташа вышла, а Тамара Петровна повернулась к старшей:
— Белова сегодня ездит со мной! Так себе и запиши!
* * *
— Тамара Петровна, — семенила за врачом старшая медсестра, — что там с Ларисой-то? Рассказала?
— Нужны мне ее рассказы. И так все ясно, — огрызнулась та.
— Все-таки бросил он ее, да? Ах, какой негодяй! Я так и знала! Лариска теперь всю жизнь по нему сохнуть будет. Натура у нее такая!
— Чушь! Клин клином вышибает. Появится другой: надежный и неженатый.
— Ага, — усмехнулась старшая медсестра, — и с серьезными намерениями. Таких всех еще в прошлом веке разобрали! Они…
Ее оборвал телефонный звонок.
— Скорая! — крикнула она в трубку.
* * *
Вернувшись, Тамара Петровна застала женщин заплаканных, но просветленных. Лариса немного оттаяла.
— Галя, — рявкнула Тамара Петровна, — марш умываться. И кремом своим тональным намажься погуще. Сегодня разрешаю. А то у тебя лицо цветом вареного рака напоминает.
Галя подскочила к зеркалу, охнула и помчалась к умывальнику.
— Поедешь с нами, — сказала Тамара Петровна Ларисе. — Посидишь с водителем.
Лариса замотала головой.
— Ну конечно, если что-то серьезное, позовем и тебя. Не волнуйся. Ты же меня знаешь — всех запрягу.
Лариса слабо улыбнулась. И снова расплакалась, на этот раз уже от того, что ее любят и понимают.
В машине Тамара Петровна села рядом с Ларисой, обняла за плечи, прижала к себе и тихо бормотала всю дорогу:
— Поплачь, поплачь. Хотя ты теперь не плакать — радоваться должна. Все несчастья с тобой уже случились. А значит, впереди тебя ждет — что? Правильно, самая большая радость. Иначе и быть не может. Самый темный час ночи — перед рассветом. И уж поверь мне, что Бог не делает — все к лучшему.
Машина затормозила у подъезда, и Тамара Петровна, быстро поцеловав Ларису в щеку, вышла.