Сеня собирает чемоданы. Он объявил нам твердо, что едет только затем, чтобы уволиться с работы и вернуться. Мы не должны волноваться. Не должны менять заведенного порядка. «В конце концов, некоторая самостоятельность вам не помешает», — улыбается он. Андрей резко отворачивается, чтобы никто не видел гнева в его глазах, но так получается, что отворачивается он в мою сторону. И я вижу. И даже понимаю его.
Собственно, своим пребыванием здесь мы в первую очередь обязаны Андрею. Он кормит нас, привозит продукты, рубит дрова, заканчивает строить баню вместе с Дмитрием. Но с другой стороны — мы ведь ехали сюда за призраком Рериха, рассыпающим искры надежд, мы мечтали о духовном возрождении, а не о том, чтобы выращивать картошку или рубить дрова. Для этого удовольствия стоило только завести дачный участок… Андрей приносит нам пищу, чтобы поддержать наше тело, а Сеня дает пищу уму, сердцу, душе. Вот о какой самостоятельности он говорит!
Боже, какими тяжелыми стали ночи! То ли убаюкивающее стрекотание цикад поутихло, то ли чаще тревожно шумят деревья от ветра, но без Сени мы совсем обленились и спим до полудня, как кролики. Правда, Андрей с Женей не могут позволить себе такой роскоши. В семь они выезжают на работу. И я, к стыду своему, больше не встаю проводить мужа. Но, кажется, он не в обиде. И даже сам предложил мне не вставать, ссылаясь на то, что прерывистый сон вреден с медицинской точки зрения. Вечно он со своей медициной!
* * *
Нина Анисимовна не заметила, как задремала. В последнее время проводить бессонные, к тому же чрезвычайно напряженные ночи было для нее — в редкость, не то что раньше…
Ей снился Алтай — цветущий поздним летом. Разноцветье трав в человеческий рост. И восемь молодых людей, опьяненных чужой идеей до самозабвения.
Они вряд ли догадывались о простой истине, что последователи любой идеи всегда заходят в тупик или еще куда похуже. Родитель идеи трижды перевернется в гробу, глядя, как его горячие последователи перевирают его постулаты и очертя голову рвутся совсем к иной цели, чем ему виделась…
Нет, они не были безумцами. Они были наивными романтиками и ничего не имели против коммунизма, а только пытались декорировать его идеей веры не в Бога даже, а в силу мысли, способной творить добро.
Низкие облака клубились над отрогами гор. Холмы, поросшие лесом, соседствовали с долинами рек и стальной гладью озер. Нина Анисимовна даже во сне готова была поспорить, что маленький лагерь вряд ли переживет здесь зиму, когда верхушки гор покроются снегом и солнце, помноженное отражением в ледниках, престанет быть снисходительным к ним…