С тех пор как он разыскал свою бабку, сны про родителей прекратились. Каждый раз, засыпая, он долго ворочался, пытаясь представить резной буфет или материн запах, чтобы снова приснилось. Но покров тайны был сорван, и мама больше не говорила: «Не кричи так громко, соседи услышат». И отец не отвечал ей в запале: «Пусть слышат, безбожники…»
Снов не было, но мысли копошились в голове разные. Про грех, например. Про вину. Про смерть. А от них было рукой подать и до мыслей о Боге. Дане не удалось вырасти законченным атеистом, как бы ни вдалбливали ему про первичность материи в школе и институте. Сны мешали. Если родители навещают его по ночам, значит, чего-то хотят от него. Только вот чего? Зачем приходят, зачем будоражат душу? И почему вдруг исчезли?
Он навещал бабку каждый месяц. Чаще — опасался. Она каждый раз стращала его по старинке НКВД, топала ногами, но помощь принимала, благодарила искренне и долго потом еще вспоминала молодость, детей своих покойных, сестер, умерших от тифа, и братьев, погибших на разных войнах. Данила слушал ее и плакал в душе. Жизнь бабки была перед ним как на ладони: без единого просвета, переполненная отчаянием, горечью, смертями.
Как-то он обнаружил у нее на полке, между пыльным графином и пустыми банками, Евангелие.
— Ты что, верующая? — спросил он удивленно.
— А ты что, безбожник? — съязвила она, отбирая книгу. — Так иди к антихристам, людей отстреливай.
— Да я… — начал Данила.
Но бабка смотрела непримиримо исподлобья и, выплевывая слова, шипела:
— Небось научили уже краснозвездные своим сатанинским заклятиям: как Бога поносить, людей истреблять, церкви рушить…
Насилу удалось ее успокоить тогда. Но книга в бархатном потертом переплете не давала ему покоя. Пришлось сбегать за водкой, что было против правил. Он и денег-то бабке никогда не давал, потому как знал — все на горькое свое лекарство изведет. Подрабатывал на разгрузке вагонов, покупал продукты. Но сегодня — случай… Книга, в которую интересно заглянуть…
Капитолина захмелела быстро, уснула почти сразу же, после первого стакана. Данила вытянул из ослабевших рук книгу, открыл. От книги повеяло чем-то тяжелым и сладким. Как будто ладаном окурили комнату. Правда, он тогда еще не знал, что такое ладан…
Желтые страницы, разбитые на два столбца, заговорили с ним языком знакомым, но забытым. Два чувства одолевали его, пока он читал. Первое — чувство ошеломляющей новизны. «Так вот, значит, как было… Вот, значит, что скрывают от нас…» Авторов чувство настойчиво сообщало ему, что каждая страница ему уже знакома и, как повернутся события, он на самом деле знает, хорошо знает. Словно был когда-то их непосредственным участником…