Замечательно.
Спрашиваю Марва, может ли он держаться на ногах без моей помощи. Он может. Я подхожу к Генри Бойду. Не уверен, что до меня многие вели себя с ним вот так. Чем ближе подходишь, тем рельефнее выглядят мускулы. Поэтому он просто ошарашен.
Я смотрю на него – но не нагло.
– У вас растет чудесный ребенок, – говорю я. Голос мой совсем не дрожит. Мне самому это странно. Но раз так, надо продолжить. – Разве нет, сэр?
Ему нелегко это выговорить. По лицу видно, как Генри Бойд борется со словами. Ему очень хочется придушить меня на месте, но в то же время он чует: я знаю, что делаю (хотя кто бы мог подумать, что я на такое способен). Поэтому он отвечает:
– Д-да. Чудесный. Красавица наша.
И тогда я поднимаю руку и указываю на Марва, стараясь в то же время не отворачиваться от мистера Бойда. Его руки висят вдоль тела. Не очень длинные, но мускулистые.
– Да, возможно, он вас опозорил. И я знаю, что именно из-за этого вы переехали, – говорю я. И снова смотрю на слегка потрепанного Марва. – Но ведь он пришел к вам? Пришел. Нашел в себе силы заговорить с вами. Это был знак уважения. Большей почтительности и большего уважения проявить просто невозможно.
Марв ежится и облизывает окровавленную губу.
– Он знал, что вы его поколотите. Но он все равно пришел.
И теперь я смотрю прямо в глаза Генри:
– А вы бы на его месте сумели сделать то же самое? Пришли бы на разговор к такому, как вы?
Отец Сьюзен очень тихо просит:
– Пожалуйста…
И я чувствую глубокую жалость к этому человеку. Как же он, наверное, страдал.
– Пожалуйста. Уходите.
Но я не ухожу.
Я стою перед ним еще несколько мгновений. И жестко говорю:
– Подумайте над этим, пожалуйста.
И только оказавшись в машине, понимаю, что Марва нет рядом.
Я сижу один, потому что молодой человек с разбитым ртом нашел в себе силы сделать несколько шагов вперед. Несколько шагов в сторону дома. На пороге замерла девушка, с которой он встречался на кукурузном поле перед рассветом.
Они стоят и смотрят друг на друга.
Неделя пролетает быстро.
В тот вечер, когда мы ехали с Кабраматта-роуд, Марв молчал. Заляпал, кстати, кровищей пассажирское сиденье. Он бесконечно трогал разбитую губу, и она снова закровила и все залила. За сиденье я Марва, конечно, отчитал.
– Эд, спасибо, – ответил он на это.
Мне кажется, ему понравилось – вроде как ничего не изменилось, мы по-прежнему ругаемся по пустякам. Вот как из-за сиденья, к примеру. Просто понятно: теперь мы уже не прежние друзья. Потому что будем помнить о прошлом.
Однажды утром я ставлю машину на стоянку, и ко мне выбегает Мардж. Выскакивает из офиса и машет рукой – притормози, мол. Ну, я останавливаюсь, опускаю окно, и Мардж выпаливает: