Надо сказать, что дом отца О’Райли при ближайшем рассмотрении оказывается не просто развалюхой, а чудовищной развалюхой. Чудовищной от слова «чудище».
Выслушав, кто я, священник без дальних мыслей приглашает меня в дом.
Оглядевшись в прихожей, я неожиданно выдаю:
– Господи, вы что, здесь никогда не убираетесь?
«Ой! Я сказал это вслух?!»
Поволноваться как следует не выходит, потому что святой отец моментально отвечает:
– Ты бы на себя посмотрел, сын мой. Ты что, куртку вообще не стираешь?
– Один – один, – киваю я.
Молодец отче, за словом в карман не лезет.
Святой отец, кстати, лысоватый мужчина примерно сорока пяти лет. Пониже, чем брат, с темно-зелеными глазами и сильно оттопыренными ушами. Отец Томас облачен в сутану – даже странно, что он живет здесь, а не в церкви. Мне всегда казалось, что священники живут прямо в церкви: на случай, если прихожанину срочно понадобятся совет или помощь.
Мы проходим на кухню и садимся за стол.
– Чай или кофе?
Вопрос задан так, что у меня нет возможности отказаться от всего, надо обязательно выбрать что-то.
– Кофе, – отвечаю я.
– С молоком и сахаром?
– Да, спасибо.
– Сколько ложек сахара?
– Четыре, – отвечаю я с некоторым смущением.
– Четыре?! Ничего себе! Ты прямо как Дэвид Хелфготт!
– Это кто такой, черт подери?
– Ну как же! Это пианист! Сумасшедший, но гениальный! – поражен моим невежеством отец Томас. – Он в день выпивал по десять кружек кофе с десятью ложками сахара.
– И что, хорошо играл?
– Да, – кивает он и ставит чайник. – Ненормальный, но пианист хороший.
Теперь в его зеленых, бутылочного цвета глазах светится доброта. Огромная, как вселенная.
– А что, Эд Кеннеди, ты тоже сумасшедший, но хороший?
– Не знаю, – пожимаю плечами я, а священник хохочет над собственной шуткой.
Кофе готов, отец Томас ставит его на стол и садится сам. Прежде чем сделать глоток из чашки, он спрашивает:
– У тебя, случайно, не пытались стрелять сигареты или мелочь? Ну, там? – показывает он кивком на улицу.
– Ага, пытались. А один парень все выпрашивает у меня куртку!
– Да ты что? – Святой отец осуждающе качает головой. – С чего бы это? Похоже, у бедняги совсем нет вкуса.
И прихлебывает кофе.
Я придирчиво оглядываю рукава:
– Что, прямо кошмар?
– Да нет, – очень серьезно отвечает отец Томас. – Я просто подначиваю тебя, сын мой.
Повторный осмотр рукавов и молнии дает плачевные результаты: замша действительно прилично вытерлась в этих местах.
Между нами повисает неловкое молчание. Похоже, пора переходить к делу. Возможно, отец Томас тоже так считает: его лицо выражает любопытство, но какое-то терпеливое.