Дипломатия, мать её. Если кого Набис и был рад видеть в своей стае, то Фенимора. Или себя в его, на самый крайняк. Надо было садиться, там же, где встал. И платить штраф, прямо сейчас, пока не огрубело.
– Ладно, Вадик, прости. Полковник с шестёрками меня сегодня замиттеранили с утра пораньше. Так точно, рад стараться, спасибо, благодарю. Просто лишку чернухи сбросил, но не туда. Извиняюсь.
– Проехали. Ты когда с наряда?
– А сколько сейчас по-земному? Мы через жару зашли на «нейтралку», часы побило. Ты со степи зашёл?
– Со степи. – Фенимор посмотрел на свою «монтану», нажал на кнопочку. – Час дня.
– И я час как свободен. Бля, – сказал Набис искренне, – мне казалось, что уже к вечеру дело.
– А! – Фенимор махнул рукой. – Я тоже не могу привыкнуть.
– А ты вообще за чем сюда сегодня?
– А вот, по телефонным делам как раз… Да-а! Значит, решил Петрович объявиться новому… Не ожидал я от него такой прыти… Раз-два, гля-яди, сам новый комендант к нему в гости… Папашей, говоришь, пригласил?
– Ну да. Гульнул Папаша по Первомайской. Как на картине. Тот и заглотал. И куда ты теперь?
– Ну не ждать же, пока выйдут. Домой пойду. С учёными потусуюсь.
– Вот там я тебя и выцеплю. Есть там одна…
– И ждёт тебя она. Трек он прометил? – спросил Фенимор.
– Короче, он сказал, что второй раз не прошёл бы без вешек. Он и сам просёк, что повезло ему приехало. Так что, да, прометил, в долю его брать придётся.
– Пока не проведёт.
– Ну, или так.
– А он как, по твоим ощущениям, шухарит что-то, шкерит?
– А то. Но я же по форме подошёл к нему. Типа это я, но это новый я. И прогнал, что от Академии Наук рублюсь.
Фенимор заржал.
– И на меньшее он не согласен? Сразу в таблицу Менделеева?
– В натуре. И пять кусков на сберкнижку.
– А сберкнижку ему, она ему сердце согреет. Серёг, короче, надо его пасти.
– Да. Он трепло, а живёт на самой Южке… – Набис осёкся. Фенимор, приспустив веки, насмешливо смотрел на него. Выдержав Набиса пару секунд на холодке, он медленно, искренне, хоть и сквозь приличную ухмылку, сказал:
– Не бзди, Набис. Я своё слово тебе уже дал. Я тебя не разводил, ты сам расслабился. И я этим не воспользуюсь. Артель есть артель. Не буду я твоего козлика выкупать, на херу тебя проворачивать. Западло это, Набис. Смотрел «Крёстного отца»? Слово есть слово, я тебе не комсомолец. Паси его, твой кадр, ты отвечаешь. Хорошо паси, а то и гопоты там, на Южке, много, интересующейся, и сам он, как ты его описал, может сорваться к учёным. Ни в Институт, ни в Зону он уйти не должен. Делать надо на этой неделе.
И Фенимор протянул руку. И Набис молча её пожал, получилось красиво, рукопожатие над оружием. Набис знал, как иногда пробивает общение с такими пацанами, как Фенимор, даже на слезу пробивает, на такую слезу, которой ни хера не стыдно. Похожее ощущение было, когда раз он вдумался по пьянке в слова песни про субмарину, что с пацанами лежит на дне, на американский мотив, и как пробило: комок в горле, как от ненависти и нежности хотелось за этих пацанов в субмарине сейчас же под танк, или, например, мента отмудохать… Бэшен Санёк пел эту песню, сурово, с переливами, с хрипотцой, как в «Пацанах» про коня, а в конце так высоко-высоко, почти тонко, закричал. Набис сглотнул. Он поверил Фенимору разом.