Я удивлен. Если бы Шарпийон явилась до того, как было подано на стол, я бы под каким-нибудь предлогом удалился, но теперь это было невозможно. Решение, которое я принял, было не обращать во все время обеда никакого внимания на незванную, и, наоборот, все – на даму из Льежа. После того, как мы все встали из-за стола, Малиньян мне поклялся честью, что он ее не приглашал, и я сделал вид, что ему поверил.
Эти две дамы, вместе со своими месье, должны были три или четыре дня спустя отплыть в Остенде, и, упомянув об этом отъезде, любезная дама сказала, что сожалеет покидать Англию, не посмотрев Ричмонд. Я немедленно попросил у нее в виде одолжения предоставить мне честь показать его ей, не позднее чем на следующий день, и, не дожидаясь ответа, пригласил ее мужа, ее кузину и одного за другим всю компанию, за исключением Шарпийон, на которую даже не смотрел. Предложение было встречено аплодисментами. Две коляски по четыре места, – добавил я, – будут готовы завтра к восьми часам, и нас будет как раз восьмеро.
– И я девятая, – говорит Шарпийон, – уставившись на меня с беспримерной дерзостью, – и я надеюсь, месье, что вы меня не прогоните.
– Нет, конечно, потому что это будет невежливо. Я поеду верхом.
– Отнюдь нет, я возьму на колени м-ль Эмилию.
Это была дочь Малиньян. Четверть часа спустя я выхожу из залы по некоей надобности и, собираясь вернуться, встречаю нахалку, которая говорит мне, что я нанес ей кровное оскорбление, и что я должен ей возмещение, или она мне отомстит.
– Начните с того, – говорю я ей, – что верните мне мои обменные векселя, и мы обсудим все потом.
– Вы получите их завтра.
К десяти часам я оставил компанию, после того, как пообещал, что не буду верхом, и что два экипажа будут у дверей дома Малитньян, где мы все позавтракаем. Я все, соответственно, устроил.
Назавтра, после завтрака, Малиньян, его жена, его дочь и двое месье уселись в экипаж, и я должен был сесть во второй вместе с двумя красотками и Шарпийон, которая, казалось, стала близкой подругой замужней дамы. Такой расклад должен был меня раздражать. Мы прибыли в Ричмонд за час с четвертью и, заказав добрый обед, пошли осматривать апартаменты, затем сады; день был превосходный. Была осень.
В свободной обстановке прогулки Шарпийон подошла ко мне и сказала, что хочет отдать мне векселя у себя. По этому поводу я упрекнул ее за многочисленные обманы, возмутительный характер и позорное поведение; я обозвал ее шлюхой, назвал ей тех, с кем она была, поклялся ей, что я ее ненавижу, и что она должна опасаться моей мести; но она была во всеоружии, предоставила мне говорить, держась со смехом за мою руку, попросив, однако, говорить тише, потому что могут услышать. Меня слышали, и я был этому рад.