Мы сели за стол, и ужин был превосходен; я в этом не сомневался, поскольку граф прибыл туда за шесть часов до нас и дал хозяину достаточно времени, чтобы его приготовить; но что меня удивило и малость обеспокоило, это что англичанка, выглядевшая влюбленной в него еще более, чем он в нее, никак не упоминала обо мне. Только на жарком она сказала, что оно не стоит того говяжьего филе, что она ела за обедом. Веселье, ужимки, даже буффонады, которые этот юный безумец вытворял за ужином, не поддаются описанию. Англичанка смеялась во все горло, и я вынужден был тоже смеяться. В какой-то момент я подумал, что это вполне может быть молодой офицер с подобным характером, человек знатный и безмерно богатый, который ведет себя все время так же, и для которого нет ничего важного; я знал сколько-то подобных оригиналов в Париже, невыносимых, и в то же время забавных, легких, беззаботных, а иногда опасных, носящих свою честь в кармане, чтобы вытащить ее внезапно и мгновенно разыграть по своему капризу. В этом предположении я остался весьма собой недоволен, потому что мне показалось, что этот француз, отнесшись ко мне слишком бесцеремонно, принял меня откровенно за простофилю и оскорбил, полагая, быть может, что оказывает мне честь. Приняв англичанку за его жену, я предстал перед ним как человек незначительный, и мне не хотелось играть эту роль. Очевидно, что любому наблюдателю я должен был представляться существом подчиненным.
Пошли стелить свежие простыни, имелось две кровати, я сказал женщине дать мне другую комнату. Граф этого не хотел, он вежливо настаивал на этом, в то время как мадам не вмешивалась; но с такой же вежливостью я настоял на том, чтобы мне позволено было оставить его в обществе его супруги. Я велел перенести мой сак в соседнюю комнату, и даже закрыть мою комнату на задвижку. Мне показалось странным, что ни тот ни другая из моих спутников не имели ночных саков. Я решил, что весь их багаж должен был быть отправлен в Рим. Маленький чемодан должен был вмещать только самое необходимое, и поскольку они не велели его распутывать, они должны были обойтись без всего. Я спокойно лег спать, гораздо менее интересуясь дамой, чем это было весь день. Это мне понравилось.
Меня разбудили до света, принеся лампу, я быстро оделся и, слыша, что в соседней комнате тоже одеваются, я открываю их дверь и, не заходя, желаю им доброго утра. Четверть часа спустя я слышу разговор во дворе. Это француз, который, коверкая язык, ругается с возчиком; я открываю окно и вижу, что дело серьезное. Несмотря на то, что еще не рассвело, я различаю возчика, который держит за повод лошадь француза, который, в свою очередь, старается его вырвать из его рук. Я догадываюсь, что происходит, потому что я читал запись контракта; возчик хочет денег, и он прав. Я догадываюсь, что у француза нет ни су; я жду, пока они не поднимутся ко мне, и собираюсь неукоснительно исполнить свой долг. Француз входит первый и говорит мне: