— Так то скаут…
— Знаешь, что я тебе скажу… — решил флагман напоить капитан-командора из кладезя мудрости. — Человек, он человек и есть. Мы миллион лет дрались, воевали, били врага, и вдруг какие-то сто лет мира и покоя вытравили из нас агрессивность! Да ни за что я в это не поверю!
— Ну, тут же не просто агрессивность, тут надо убивать…
— А убивать всегда нелегко, — спокойно заметил Середа. — Даже если перед тобой враг, и ты точно знаешь, что он гад из гадов, рука все равно не поднимается! Причинить смерть — это так страшно, тошно, это же навсегда! А убьешь первого, перемучаешься, покорчишься и привыкнешь… Ну и лесок у них!
За валом начинались дебри — кольчатые и пупырчатые стволы не рвались вверх, а клонились дугами, закручивались спиралями и кренделями. Из тонкой, мягкой коры, висевшей складками, торчали длинные — в руку, но не опасные шипы с зелеными склизкими комочками на остриях. Комочки шевелились, сжимаясь и разжимаясь, и едва слышно хлюпали — этот звук стоял над лесом, заменяя шелест земных листьев или нежный шорох марсианской растительности.
Длинное и гибкое змеиное тело заструилось по белому стволу между шипами, но не ползком — десятки маленьких кривых ножек несли его. Вот ногастая змея замерла, подняла треугольную голову с огромными круглыми глазами, судорожно икнула горловым мешочком и порскнула в шипастую поросль.
А вот какие-то пушистые шарики величиной с футбольный мяч выкатились на тропу, пища и сдуваясь, заметались под ногами. Копаныгин не утерпел — сделал финт, обвел «защитника» в лице Середы и отпасовал живой мяч в ломкие кусты. «Мяч» встопорщил шерсть и негодующе зашипел.
— Это был штрафной, — объяснил Копаныгин и вздохнул: — Да-а… давненько я на поле не выходил…
— Вот дадим себумам сдачи, — пообещал Середа, — я тебе организую сборную ЦСКФ, будешь там хоть нападающим, хоть защитником!
А кхацкхи между тем спустились в темный провал и манили за собой хомо.
— А, так это мы по крыше шли! — догадался Копаныгин.
— А сейчас будет пол, — подтвердил его догадку Середа.
Они ступали под высокими сводами из переплетенных стволов. Со сводов, поддерживавших «вторичный лес», свисали белесые корни, пушащиеся волоконцами, натягивались целые полотнища густых паутин. Середе на ум сразу пришла Грановитая палата в Кремле — похожие скосы, перетекающие с потолков к мощным, толстым колоннам, только в этом невероятном лесу опорные столбы были живыми — оплывшими стволами деревьев дху под сотню метров в поперечнике у комля. Куда там баобабам с секвойями…
На первом ярусе было сыро и прохладно, как в подземелье, но не темно. Повсюду — на стволах дху, на воздушных корнях, на своде — висели пузыри с ярко светящейся жидкостью. Пузыри шевелились, их то продавливало, то раздувало, и свет погуливал, передвигая блики по голой, утоптанной почве, по фигурам степенно шествовавших кхацкхов, тонул в ворохах молочных корней, и те казались стеклистыми. В ярких пятнах света вокруг пузырей висели неровные белые комочки, похожие на шарики из мятой бумаги. Иногда они отлепливались и падали вниз, разворачиваясь. Трепеща уголками, быстро-быстро выгибаясь парашютиками и выворачиваясь чашками, животинки хаотично порхали, бросая по сторонам пугающие тени, и ловили что-то летучее, еще более мелкое — каких-то зеленых мушек. Мушки прилипали к ним и тонко жужжали.