Страут приподнялся над парапетом и долго глядел на полуостров Чуркина, затянутый дымами то черного, то синего, то красного цвета — там, где искусственно порожденная лава еще не остыла. Грохот стих, зато прорезалось множество иных шумов — крики, сирены, гул пожаров, скрежет рушившихся конструкций.
Страут медленно провел ладонью по бровям, волоски которых обгорели и оплавились. В нем не было страха, не было ненависти. Алексей испытывал чувство непомерного унижения и полнейшей беспомощности, такой, что хотелось пасть на колени и выть.
— Ну, погодите, — проговорил он, разжимая сцепленные зубы, — ну, погодите…
Потом махнул рукой и побрел вниз, к порту. Там столько беды стряслось, что его руки будут нелишними…
4. Гавайские острова, Гонолулу.
За иллюминатором синела полоса калифорнийского берега, изредка застилаемая редкими белесыми облачками. А внизу, словно просыпанные семечки подсолнуха, плыли кашалоты. На юг.
Форрестол Кейн, единственный пассажир в этом отсеке ульдера, летел в одном направлении с китами. Настроение у него было мерзопакостное. Уволить! Его!
Форри процедил сквозь зубы что-то энергичное и несогласное с приличиями. Он летел на Гавайи, намереваясь развеяться в Гонолулу, но уверенности в том, что цветочные гирлянды помогут, было мало.
Километров за двести до Гавайских островов голубой океан вызолотило — от горизонта до горизонта зажелтели планктонные плантации. Уборочные комбайны в полтора километра длиной процеживали кисель из диатомей и рачков, переправляя сухой остаток на круглые самоходные плоты, где его превращали в съедобный концентрат.
Промелькнул широкий Гавайский коридор — огражденный с двух сторон переход через планктонные поля, по которому следовали синие киты.
На юге показалась зеленая зубчатая полоса острова Гавайи, заблестел пролив, проплыли рощи Мауи, и турболет описал вираж над Оаху, средним островом архипелага.
С востока горбился заросший лесом до самых вершин хребет Коолау, на западе дугою изогнулись горы Вапанае, а посередине лежала цветущая долина.
— Гонолулу, сэр… — скрипнул интерком.
Мелькнула еле узнаваемая «Алоха тауэр», запестрели крыши бесчисленных коттеджей, и в иллюминаторе появились огромные пищевые комбинаты Пёрл-Харбора.
— Сэр, идем на посадку. Просьба включить фиксаторы.
— Понял… — буркнул Кейн и двинул рычажок.
В аэропорту Форри раздраженно отмахнулся от пышной гавайки, бубнящей: «Алоха оэ» и все пытавшейся навесить ему на шею гирлянду орхидей.
— Отстань, а? — проронил он с чувством и побрел к стоянке.
Пятый по счету атомокар — совсем новенький «Тестудо», только дверца помята, — был свободен. За ветровым стеклом спокойно горел зеленый огонек, а ключ с нелепым брелоком болтался у рулевой дуги. Форри забрался на сиденье, включил кондиционер, после чего завел двигатель и выехал со стоянки. Переключить с зеленого на красный он догадался, лишь выехав на шоссе H1.