Караваны поисковиков спускались с гор, шарили по брошенным городам и возвращались с добычей. Иногда в полном составе, иногда в уполовиненном. Порой пропадали без вести — малые линкоры себумов постоянно патрулировали предгорья и сжигали все, что движется.
Амад Гупта с первого дня записался в поисковики, добирался до самого Сринагара и всегда умудрялся выжить. И вернуться. Вот и теперь он был горд и доволен, ибо вел за собой целый караван юрких и малозаметных краулеров, чьи грузовые отсеки были доверху набиты лекарствами. Трудно сказать, что ценилось больше — экспресс-обед в «вечной» упаковке или карман-аптечка. Каждый второй беженец страдал от полученных ран, ожогов и переломов. Кто-то нахватался рентген и маялся лучевой болезнью, а кому-то не повезло уже здесь, в Гималаях, — наглотался ледяной воды и простудился.
…У Амада нещадно колотилось сердце — высота была в три с лишним тысячи метров, и легким не хватало кислорода. Месяц необходим, чтобы привыкнуть к недостатку живительного газа, да где ж их взять, эти тридцать дней?
Последние километры стекломассовой дороги, проложенной вдоль ревущей и грохочущей Суру, вели путников и странников по безлюдью, где царят ледники, сползающие с двойной цепи гор. На высоте в четыре с половиной километра бурные речки цвета нефрита и берилла ворочают громадные камни и омывают стены Рингдом-Гомпы, самого западного ламаистского монастыря. Сюда начальники всех лагерей свозили тяжелобольных. А дальше за Рингдомом, по другую сторону перевала Пенси-Ла, простирается затерянная во времени и пространстве долина Заскара. Туда беженцы даже и не совались — там уже месяц как лежали снега.
Вымотанные до предела, покрытые пылью, продрогшие до костей, поисковики достигли Рингдом-Гомпы лишь к вечеру. В центре круглой долины, замкнутой десятками семитысячников, бугрился одинокий холм, на нем крепко пристроился красный массивный дзонг, одновременно крепость и монастырь. К нему прилепилась деревенька из больших кубических домов, землистых с охряным. Над их плоскими крышами бились белые молитвенные флажки.
Крепость-монастырь естественно продолжала холм, своими наклонными стенами и культовыми обелисками напоминая причудливый останец. В Гималаях темнеет быстро, и вскоре угловатый силуэт Рингдома четко рисовался на фоне медно-зеленого неба. В зените белела крошечная долька Луны, а над цепью хребтов пылали четыре алых солнца, преломляясь в наплывах ледников.
К самому монастырю не поехали — ежевечерняя церемония изгнания злых духов уже свершилась, и дзонг, надежно защищенный от демонов ночи, закрыт теперь для всех до самого утра. Амад и его команда поставили краулеры в круг близ беленого чхортена и надули три палатки. Солнце заходило, и его ложные двойники погасли один за другим. Дико выли и скрежетали ледники, нагоняя первобытную жуть, остывало металлическое сияние над горными цепями, фиолетовая непроглядная мгла поглощала равнину, и только клокочущая река неверно вспыхивала отблесками пены. Амад сонно обошел чхортен — своего рода буддийский памятник. На большее сил у Гупты не хватило. Не став даже дожидаться, пока обогреватели нагонят в палатку тепло, он лег и моментально уснул.