Второй день уже, как Интернет победоносно трубит об исчезновении Первого Лица. Все знают всё, и лишь Никто не знает ничего. Никто не ослеплял Полифема, который затаился в своей пещере.
– И куда ты едешь… – причитает Сусанночка.
– Да скоро вся эта лавочка закончится. Хочу посетить сей мир в его минуты роковые.
Каждый приезд – это обретение прямой речи. Я – мертвец в отпуске, и хоть смержу, как Лазарь невмырущий во пиру, но постоянно об этом забываю.
– Girsho… – разбирает мою фамилию униформированная девушка за стеклом, облеченная тайной властью: хочу – впущу, хочу – не впущу. Всегда хоть на столечко да холодеешь при прохождении государственной границы.
– Вич! Опасное слово.
Она смеется. Свой. Известно же, что израильскими паспортами обладает на четверть бывший наш народ. Так и быть, впущу без визы.
Я снова слышу голоса, как Жанна д’Арк, я опять знающий грамоте лев.
– Мужчина, такси не воспользуетесь?
Сам ты мужчина! Миную с десяток таких претендентов на меня, одаривая их нежной улыбкой отказа. Маршрутка – вот мой маршрут. За окном транспортного средства покачивается пейзаж, в котором все по-русски.
«Зимовать лучше в долларах, Марата 20», – читаешь с чувством невольного удовлетворения: зима тревоги нашей. Еще один баннер: «Как остаться миллионером?» Стоим на светофоре, через дорогу магазин «Обувь», вместо мягкого знака на конце буква «ять», чтоб глаз радовался. Метро «Московская», маршрутка всех выгружает – то, что в России называют «маршруткой», в Литве называют «метрошкой» – было б смешно, если б не было так грустно.
Вышел – выгрузился. И кругом голоса, голоса, голоса. В бензиновом воздухе плавают ошмотья фраз – так глотай же скорей рыбий жир… Чу! Работяги перебрасываются шутками:
– В парашу иди курить, понял? Закон: пятнадцать метров от меня…
– А он, слышь, для птички дворец строил. Птичка залетает – раз! А оттуда жареное мясо…
Танковый грохот подъезжающего поезда. Через две остановки выходить. Выход на Михайловскую. Качу чемодан мимо Филармонии – сиживали за пультом, сиживали. Мемориальная доска: «Евгений Мравинский творил здесь LVI лет». Замечательно сказано. По мощам и елей.
«Кто-то рос на сказках о Кащее Бессмертном, а я рос на историях о Мравинском. Прозвище у него было Длинный. “Мравой” своего дракона могла звать заглазно разве что первая флейта, его законная, мол смотрите: я как все… Как и подобает двухметровому кащею с леденящим кровь взглядом Мравинский мнителен и суеверен. Оркестранту с птичьей фамилией Цыпин повезло: он “на счастье” завязывает бантик главнокомандующему перед битвой. Другому оркестранту, с богобоязненной фамилией Левит