Какое удивительное совпадение: и мне.
Я дошел до школы, где Муза Михайловна выдает книги, как выдавала их еще десятилетнему «Ленику». Девочка-азиатка сдает учебники. Скажи, девочка, Дарима Линхобоева, с которой я учился в одном классе, – это не твоя бабушка?
Муза говорит:
– Вот, последняя «Звезда», ты там напечатан.
– Да? Я еще не видел даже.
– Я все выписываю, – и поведала мне, «что у нас творится», шепотом, потому что та, в музыкальном отделе, ужасная запутинка.
Музе девятый десяток. Ей кажется, что вернулась молодость: те же толстые журналы, те же запретные полразговорца, те же часы в конструктивистском деревянном футляре. Они тикали еще до меня, может, еще до войны, и девочкой на них смотрела моя мать, учившаяся в этой же школе.
На месте ДК Первой Пятилетки с его эмгэбэшной звездочкой на шпиле отныне громоздится стеклянный контейнер. Горевать о первом только потому, что смотрел в нем «Скарамуша»? Бранить второй только потому, что нависает над Коломной, как монокль Гулливера? Я видал стекляшки и похуже. По мне так японец, стеклянной пирамидой заслонивший Лувр, достоин худшей кары, чем гергиевский протеже. В аду он будет сутки напролет играть «Марсельезу» на самисене.
Расстался с Музой и вышел в свой школьный, бывший Тюремный, переулок. Там стоит Литовский замок, давно уже воздушный. Свернуть по Декабристов к Лермонтовскому, откуда я столько раз вместе с дедом Иосифом возил в наволочке мацу на двадцать втором автобусе? По-прежнему здесь его остановка.
Нет. Повернулся и пошел в другую сторону. «Что-то мне не хочется сегодня в синагогу идти», вспомнился тот странный тип возле «Газпрома» – кто уж там глаголал его устами? Юденрат – это не звучит гордо. Увы.
Дом на Большой Морской, глядя на который захватывает дух. («Участь моя решена, я женюсь на Лолите».) На Исаакиевской площади появились «Окна РОСТа»: два красных футуристских кулака, в каждом, вместо ружья, по черной телефонной трубке. Лапидарно: «Хватит обсуждать коррупцию. Сообщи». На случай, если понадобится, записал номер телефона: 576 77 56.
Выйдя на Невский, прибавил шагу: вот так, по старой памяти, собаки на старом месте задирают ногу. Однако на месте общественной уборной, куда спускались по ступенькам, теперь «Пышки, кофе, лимонады» (пароль: «Лимонады», отзыв: «Трубочки с кремами» – называние русского кафе на рехов Яффо. Довольно неожиданная реминисценция. У тех дело не пошло. Кто-то сказал: «Сидят они и сами кушают свои трубочки с кремами»).
В Петербурге дворники имеют обыкновение подметать вместо мусора пыль, в этом разница между петербургскими и московскими таджиками. Институт дворников, по целым дням что-то куда-то метущих, сохранился только в СНГ. «Хачик», изгнанный из дворницкой после того, как провалил экзамен по истории государства Российского, – театр абсурда. Жанр нынче востребованный. На филармонических афишах Малого зала написано «+6» – средняя температура «Времен года» Вивальди? По той же причине (чтоб отвязались) на каждой забегаловке читаешь: «Постное меню». Повсюду шпионы инквизиции. «Желание быть испанцем» – сбылось!