Вдруг она увидела над собой огромную чёрную сигару дирижабля. Он летел низко, так низко, как никогда не летали дирижабли. Он закрывал полнеба и девушка, казалось, могла различить пулемётные стволы и матросов на боковых палубах. Дирижабль всё тянулся и тянулся, будто ему не было конца. Девушка почувствовала как неведомая сила, которая видимо должна была быть людским потоком, прижала её периллам и вот она уже переваливалась через них и проваливалась в пустоту…
Руки Крейтона поймали её последний момент, когда она уже сползла за край постели. Она тут же вцепилась в его воротник. Мессеир приподнял её и положил обратно на постель, а сам сел рядом. За окном рассвело, но в комнате царил полумрак, Крейтон только недавно встал, но уже был одет. Он осторожно взял её руку, мягко погладив большим пальцем тыльную сторону её ладони.
— Знаешь, что мне сегодня снилось? — произнёс он громким шёпотом. — Мы были на одной заброшенной железнодорожной станции. На которой мы однажды ночевали во время операции. Так вот я там опять лежал, укрывшись плащом, а в соседней комнате работало радио, и диктор объявлял таким холодным беспристрастным голосом о том, что Иссельдар и ещё несколько городов взяты. И знаешь что самое забавное, он говорил это не по-мантийски, а на этом чёртовом языке.
Не дожидаясь её ответа, он встал и, просунув руки в карманы, встал у окна, возле щелки между занавесками.
— Сегодня тебе нужно будет уехать из этого города.
— Мессеир…
— Это не обсуждается! — произнёс он, повысив голос. — Ты не представляешь, что завтра будет здесь происходить.
После этих слов он развернулся и быстро вышел из комнаты. Мантиец вышел во двор, чтобы подышать свежим воздухом. Здесь на улице ещё царила утренняя прохлада. Он остановился возле крыльца и обратил свой взор в ту сторону, где над верхушками деревьев, что росли на дне оврага, виднелись мрачные многоэтажные дома на той стороне. Отчего-то эта картина вдруг показалась ему слишком уравновешенной, слишком незыблемой, чтобы что-то могло изменить её. Это полностью шло в разрез с предчувствием Крейтона, которому он привык доверять, а предчувствие это однозначно говорило ему о том, что пришло время действовать. Постояв так несколько минут Мессеир вернулся в дом.
Там он обнаружил уже проснувшегося Кистенёва, который стоял возле письменного стола и держал в руках рамку с фотографией Матиаса кровавого и его сестры. Впрочем, он тут же поставил её на место, словно испугавшись Крейтона, и отойдя на шаг назад, бросил на фотографию последний взгляд.
— Интересно, — начал он печальным, задумчивым голосом, — почему люди так любят своих тиранов. Я могу понять ваш случай, но почему даже тех диктаторов, которые потерпели поражение, многие почитают после их смерти…