Некоторые недалёкие и легкомысленные люди могут пренебрежительно махнуть рукой в ответ на вопрос о важности такой временнóй вешки и её особой знáчимости в жизни маленького человечка. Сам пятилетний карапуз, преимущественно занятый поглощением лимонада и мороженого, также не в состоянии осмыслить всей эпохальности и историчности события. Большинство наивно полагает, что это одно и то же — начинать жизнь с рождения или вести отсчёт дней с ничтожных цифр «три», «четыре», пусть даже «пять».
О, как жестоко они ошибаются!
Если бы те, кто произвёл на свет пачкающего шоколадом щёки виновника торжества, суетящиеся вокруг огромного празднично сервированного стола, сюсюкающие с незрелыми гостями и подкладывающие им на тарелки новые порции бесподобных блинчиков с икрой, обрели бы вдруг мистическую способность матушки Вомб проникать в скрытую суть вещей, они бы просто растерялись. Им стало бы нехорошо, а то и… страшно. Они бы с упавшим сердцем осознали, что поезд безвозвратно ушёл. Они бы в отчаянии зарыдали, сообразив, что личность беззаботно болтающего не достигающими пола ножками так любимого ими отпрыска, которого они опрометчиво баловали и коему потакали все эти не такие уж и долгие пять лет, на девяносто девять процентов сформировалась, что человек — вот именно человек, а не человечек! — практически готов, вылеплен, что называется, сделан, и что дальнейшие неумелые и беспорядочные усилия по его якобы воспитанию совершенно ненужны, никчёмны и есть не что иное, как пресловутый, выражаясь по-английски, monkey business, что в переводе Эдуарда Лаврентьева означает «мартышкин труд». И примерно с этого, а то и более раннего возраста, никто не в состоянии ни воспитать, ни перевоспитать человека. А то, что самонадеянно выдаётся за воспитание, на самом деле представляет собой процесс принудительного натягивания на имярека разнообразных масок и личин, иногда удачных, иногда не очень. Бывает, маска настолько хорошо прилегает к лицу, почти совпадая с ним, что возникает соблазн с помпой выдать это случайное совпадение за эффективность так называемого воспитания. Но чаще бывает не так, и тогда человек с душонкой кругорота головозадого безобразного всю жизнь таскает личину вежливого и корректного джентельмена («подлеца в дакроновом костюме», добавил бы Вольдемар Хабловски, хотя, например, наш общий приятель Эдуард Лаврентьев, явный неподлец, не чурается дакроновых пиджаков), а безвредный, ранимый простак вынужден скрываться под маской дёртика или агрессивного кругорота. А зачастую маска бывает не сплошной, а крапчатой — как Время на кладбище тренировочного городка.