Пленница глазами изобразила отрицание. Она тяжело дышала и странно поёрзывала.
– Что? Матушки моей ты в виду не имела? А чего ж тогда?
– М-м-му-и-ать!
– А-а… в кусты тебе надо. Ну, потерпи, потерпи, ничего. Скоро уж и доделаю. Эх, и молодец же я, запаслив, однако!..
Чародейка почему-то зажмурилась. Мастер даже несколько растерялся – чего она, на самом деле, что ли, боится, что мучить станут и насиловать?
– Послушай, красавица. Мы – охотники, не разбойники, не грабители, не лихие люди. Коль за честь свою девичью опасаешься – не бойся, не тронем. Совсем другое нам от тебя надо; а до прелестей твоих нам дела нет.
– М-м-м-у-м-м…
Голову запрокинула, на горле жилка бьётся, дышит по-прежнему тяжело, ёрзает, ногами двигает, коленками одна о другую трётся… Да что с ней такое?
Ученик косился на пленницу – понятно, парню не нравится. Нет в нём ещё настоящей ненависти к упырям да их подручным. Нет, не то чтобы совсем нет – она у каждого человека, – но от ума идёт. Бывало, высосут упыри даже и самого твоего близкого, кажется, голыми руками рвать их готов – ан как до дела доходит, так и нет ничего, один страх, одна пустота да дрожь в коленках.
К иным настоящая ненависть приходит – с опытом, с годами. Со знанием. А к иным – так и нет. Никогда.
Такие или гибнут, зачастую сами ищут смерти, потому что нельзя с кровососами выходить грудь на грудь без настоящей ненависти, а иные…
А иные – бегут. Уходят.
О таких мастер старался не думать.
Что ж до этого мальчишки – есть задатки, есть. Может научиться.
И тогда, до седых волос дожив, в свою очередь, возьмёт себе ученика.
Ошейник получался на славу. Хорошо, что вараны обученные и смирные, сами бредут себе по дороге, ими и править, считай, не надо, кроме разве что «но-о!» да «тпру-у!».
– Ну, давай, красавица. Застёгиваем… да не дёргайся ты, сказал ведь уже, никто тебя ни душить не станет, ни охальничать. Мы таким не занимаемся, мы упырей истребители, а не бандиты. Вот, теперь и потолковать можно.
Растрёпанная чародейка – округлое милое лицо, спутавшиеся волосы, карие глаза – избавившись от кляпа, против ожиданий мастера, не разразилась бранью, не стала угрожать жуткими карами, отнюдь нет.
Кое-как справилась с тяжёлым дыханием, несколько раз лихорадочно облизнула губы.
– Пить дайте, – странным, напряжённым голосом сказала она, не глядя охотнику в лицо. – А потом мне… э-э-э… по нужде надо. Не бойся, не стану я тебя чарами доставать. Все знают, что у вас не все дома, у тех, кто за вампирами гоняется. И убери, пожалуйста, от моей шеи этот ножичек, у твоего подмастерья руки дрожат, словно он джанга накурился. И вообще… мне нужно… о-ох! – Она резко отвернулась, словно немалым усилием загнав обратно готовые вот-вот вырваться слова.