Каждый раз, когда Черри приходила в гости к матери, она обещала себе, что на этот раз все будет по-другому. Она не станет зажиматься, она будет общительнее, приветливее. Она поболтает с матерью вместо того, чтобы закрываться от нее. Она не почувствует непреодолимое желание уйти. Но стоило Черри переступить порог тесной двухкомнатой квартиры, как все ее добрые намерения испарились. Широкоэкранный телевизор, слишком большой для этой комнаты, пушистый ковер на полу в гостиной, дикий раскладной диван. Рядом – жестянка с конфетами, открытая для гостей. Ее мама, Венди, очень любила эти маленькие плюсы своей работы в супермаркете. Она говорила, что первой узнает обо всех специальных акциях и сэкономила благодаря им целое состояние. Черри ненавидела супермаркеты и еще больше ненавидела эти «акции» и весь тот мусор, который тебя заманивали скупать и набивать им свой дом. Они вытягивали из скудных доходов людей все, что могли унести, маскируя это под дружественно протянутую руку. Мы на твоей стороне, мы знаем, каково тебе, такие сейчас времена – а сами в это время считали прибыль. Мамина коллекция DVD-дисков по десять фунтов штука стоила в итоге две тысячи. Точнее, обошлась ей в две тысячи, а стоило это все не больше пары сотен, и то с натяжкой. Черри ужасно злило, что ее мама сама никак этого не понимала.
– Но это же шедевр, – сказала Венди про «Король говорит», ее последнее приобретение.
– Это – кусок пластмассы у тебя на полке. Часто ты будешь его пересматривать?
Покупка киношедевра еще не делала тебя киноведом, не превращала тебя в интеллектуала и не обогащала твой вкус, она выставляла тебе дураком, особенно когда то же самое можно было посмотреть по телевизору или взять в прокате. Черри даже в голову не могло прийти, что Венди и вправду нравилось пересматривать эти фильмы, что она была благодарна за эту отдушину, потому что почти все свободные от работы вечера она проводила в одиночестве, ведь после смерти мужа она так и не встретила человека, который задержался бы в ее жизни.
Черри дежурно поцеловала мать, уворачиваясь от ее попыток стиснуть ее в объятиях и оставить отпечаток помады на щеке.
– Мам!
– Извини, извини, просто я так редко вижу тебя в последнее время.
Это была правда. Черри не стала отрицать.
– Как ты?
– Ничего. Что будешь пить? Может, вина, раз уж у нас праздник?
Черри помнила, что Венди пьет только белое и что оно будет слишком сладким, поэтому отказалась, сказав, что лучше выпьет чая. Они вышли на кухню, где мама заварила ей чай в кружке с Дэниелом Крейгом. Оттуда кривовато ухмылялось его красивое лицо – только лицо, без шеи, бестелесно паря на фоне белого фаянса. Выглядело это абсурдно. Мама отвернулась ставить чайник, и Черри улучила момент, чтобы посмотреть на нее. Она снова покрасила волосы – каждый раз, когда Черри приходила в гости, они были нового цвета, как будто она хотела испробовать на себе всю палитру «Лореаля» (восемьдесят три оттенка, сообщила ей однажды мама, вычитав этот факт в каталоге поставок). Краска скрывала седые волосы, которые когда-то были такого же темного каштанового цвета, как сейчас у Черри. Черри унаследовала лучшие черты и от обоих родителей, и от бабушек с дедушками – неслыханный набор счастливых случайностей, не поддававшийся разумному объяснению.