Этот мальчик — «Удивительный Энтони» — умел прозревать будущее. Он говорил о грядущей войне — о вооруженном противостоянии, в котором погибнут тысячи. Он рассказывал о том, что через сто лет появятся машины, которые смогут совершать миллионы вычислений в секунду.
Это был красивый номер… По крайней мере, Джек надеялся, что это всего лишь номер…
— Сотня гиней! — объявил Хардиман, помахав, по всей видимости, тем, что было пачкой банкнот. — Повторяю, сотня гиней тому, кто задаст Удивительному Энтони вопрос, на который тот не сможет ответить. Это предложение я делаю каждый вечер уже целый месяц. И до сих мор моя сотня гиней со мной… Я вас слушаю! — Хардиман указал на женщину, махавшую рукой из зрительного зала. — Только предупреждаю, спрашивайте только то, что знаете точно, — за последний месяц мы уже достаточно насмотрелись на растерянных людей.
— Когда мой день рождения? — спросила женщина.
Мальчик поискал ее глазами… широко распахнутыми глазами, как отметил Джек, разглядывая его в бинокль, — глазами, в которых угадывалась чудовищная скука.
— Двадцать пятого июля, — ответил мальчик тонким голосом, облетевшим притихший зал. — Год рождения — тысяча восемьсот пятьдесят седьмой.
— А мне она сказала, что ей двадцать один! — с притворным гневом объявил мужчина, сидевший рядом с женщиной.
Та хлопнула его по плечу, и публика взорвалась смехом.
— Кто-нибудь еще? — спросил Хардиман.
— Как он это делает? — закричал кто-то из зала.
— Действительно, как? — спросил Джек сам себя.
Зал притих.
— Я уже объяснял, — ответил, наконец, Энтони. — У меня есть друг. Невидимый друг. Он всегда со мной, но, кроме меня, его больше никто не видит. Сам я знаю немного, но мой друг знает все и подсказывает мне ответы. Вы не можете его услышать — только я…
— Как зовут твоего друга? — спросил кто-то.
Сверху было плохо слышно. Джек перегнулся через парапет ложи и принялся еще пристальнее разглядывать людей на сцене. В свете софита две одинокие фигуры отбрасывали четкие тени на задний занавес. Но что это — неужели игра света? Джек ясно увидел, что теней было три.
— Моего друга зовут Лофорам.
Джек прищурился.
— Ну, конечно же!
Он вскочил на ноги и воскликнул, стараясь перекричать шум в зале:
— У меня есть вопрос! И, полагаю, сегодня я заберу вашу сотню гиней!
— Очень хорошо, самонадеянный американский джентльмен в ложе, — прокричал Хардиман в ответ. — Я вас слушаю, сэр, — каков же будет вопрос? Только предупреждаю — деньги вам точно не достанутся.
— Я так не думаю, — ответил Джек. — Скажи мне, Энтони, — я очень хочу это знать, — как я умру?