И все же, когда кончился рабочий день, Петр медлил уходить. Он ждал чуда. Но чуда не произошло.
Петр вернулся домой и ни о чем не рассказал Олимпиаде. Но он был в таком состоянии, что она несколько раз с беспокойством спросила:
— Ты захворал? Ты кого-то ждешь? У тебя на службе плохо?
— Нет, не жду никого. Здоров. Плохого ничего нет. — И, помолчав немного, он все же сказал с тоской в голосе: — Знаешь, Олимпиада, я жду чуда!
Олимпиада Федоровна мелко-мелко закрестилась: боже мой, рехнулся мужик!
И в это время раздался тихий стук в дверь.
Петр посмотрел на жену странным взглядом, одернул рубашку, пригладил волосы и пошел открывать.
В темноте он разглядел высокого молодого человека в городской одежде. А когда тот вошел в прихожую, узнал его: то же милое, доброе лицо, те же серьезные, страдальческие черные глаза, до боли в сердце напомнившие ее глаза…
— Ну что, Петр, узнаешь?
— Узнаю, ваше сиятельство, — склонился Петр в низком поклоне.
Олимпиада изумленно глядела на пришельца.
— Удивлен?
— Удивлен, — признался Петр и, овладев собой, протянул руки, чтобы принять одежду князя. — Проходите. Я так счастлив видеть вас, ваше сиятельство…
Олимпиада бросилась наводить порядок в горнице.
— Это моя жена Олимпиада Федоровна, — остановил ее Петр.
Олимпиада низко поклонилась. А потом быстро собрала разбросанную детскую одежду, игрушки, утащила в спальню. И, как это умеет женщина, через несколько минут вышла преображенная: в новом платье, ботинках, тщательно причесанная.
— Может быть, чайком не побрезгуете? — несмело спросила Олимпиада. Но ответа не было, и она пошла в кухню ставить самовар.
А гость уже сидел на скамье у стола — красивый, спокойный, уверенный… Уверенность — вот что особенно отличало его от здешних людей. И как же она, эта уверенность, украшала человека!
Казалось, князь понял мысль Петра и сказал ему проникновенно:
— Все это дал мне ты, Петр! Не считай меня неблагодарным. Я просто был мал. И только недавно я узнал, что отец так и остался твоим должником… Я не специально сюда ехал, Петр. Я мог бы послать нарочного, но ехал я почти мимо. И мне захотелось увидеть тебя. Знаешь, мое воображение последние годы захватили жены декабристов. Просто в голове не укладывалось, как можно было бросить Петербург, роскошь, почет и поехать за мужьями в ссылку — в Сибирь. Мне захотелось повидать этих женщин. Убедиться, что они действительно есть на свете. Повидать их мужей. Сказать им, что они счастливы, когда подле них такие женщины. Свернуть в Билимбай было не так далеко. Я сделал вид, что заинтересовался заводом.