Между прочим, в 1935 г. году чекисты, внимательные к развитым потребностям партийно-советского начальства, обратили внимание, что бытовое обслуживание первого секретаря крайкома Роберта Эйхе совершенно неудовлетворительное: в столовой для руководящих работников края наблюдалась полная антисанитария и, вообще, окна столовой «расположены низко над землёй и были случаи заглядывания в окна, когда там обедал секретарь Крайкома ВКП (б) т. Эйхе». Положение было исправлено, и голодные новосибирцы уже не могли отныне неуместным любопытством портить аппетит своему главному начальнику[200]. А благодарный за подобные заботы Эйхе, построивший себе роскошный загородный дом приёмов, в ответ не портил жизнь Василию Каруцкому, поскольку понимал — у чекиста с такой коллекцией орденов в столице не может не быть хороших друзей…
Иногда Каруцкий, впрочем, сообщал первому секретарю что-нибудь интригующее: например, что в типографии в брошюру с отчётным докладом главы правительства В. М. Молотова вклеили часть рассказа «Гроб полковника Недочетова» из «Сибирских огней», а прокуратура, дескать, не занимается расследованием этого «дела о безобразных нарушениях, граничащих с вредительством». Привольная жизнь любителя сладкой жизни закончилась через полтора года после приезда в Новосибирск.
Хотя сведения о неприличном поведении орденоносца уже не раз достигали Москвы, их припомнили, когда Генрих Ягода, почувствовав желание вождя усилить репрессии, обрушился на некоторых региональных начальников с обвинениями в развале оперативной работы. 15 июля 1936 г. появился грозный приказ НКВД СССР и «морально разложившегося» начальника лишили должности. Это, видимо, был один из последних крупных приказов Ягоды, заменённого на Ежова несколько недель спустя.
Приказ, доведённый даже до рядового оперсостава наркомата, гласил: после убийства Кирова работники НКВД должны были «до конца выкорчевать оппортунистическое благодушие и ротозейство», обеспечить приведение в порядок агентурно-осведомительной сети и повседневное руководство ею. Но некоторые руководители ослабили работу и не выявили активных троцкистов-контрреволюционеров.
Говоря о Каруцком, нарком отметил, что у этого способного и подававшего надежды на рост чекиста результаты хоть и получше, но он недостаточно целеустремлённо борется с троцкистами и зиновьевцами, а также запустил работу на железнодорожном транспорте, где «по целому ряду имеющихся у нас данных явно существовали японские диверсионные организации» (то есть мартовский процесс над железнодорожниками-«шпионами», которым Каруцкий, казалось бы, мог законно гордиться, оказался в глазах Лубянки совершенно недостаточным). Также Ягода отметил, что не раз «обращал внимание тов. Каруцкого на необходимость изменить личный образ жизни, совершенно недостойный чекиста»