Ощущая давление со стороны своего покровителя Фриновского, Миронов на исходе весны 1937 г., арестовав сначала всех отбывавших ссылку эсеров и меньшевиков, одновременно форсировал минимум полдесятка масштабных дел: ликвидацию «ровсовского заговора», призванную разгромить всех «бывших»; ликвидацию «правотроцкистского заговора» в среде руководства Запсибкрайкома ВКП (б) и крайисполкома, «военно-фашистского заговора» в СибВО (в конце мая 1937 г. Миронов лично допрашивал бывшего сибирского военного Е. М. Косьмина-Увжия, специально этапированного в Новосибирск с Северного Кавказа[240]); а также массовые дела «контрреволюционеров-сектантов» и бывших красных партизан. Эти дела стремительно захватили руководителей предприятий, включая крупнейшие военные заводы, городское и сельское партийно-советское начальство, интеллигенцию, а также многие тысячи рядовых граждан.
Таким образом, Миронов мог считать себя человеком, с опережением шедшим в правильном направлении во всём, что касалось репрессий. С местным руководством в лице властного Эйхе (привыкшего к большой самостоятельности) Миронов также смог поладить — больше методом кнута, чем пряника. Пряником были ритуальные упоминания о подготовке терактов над Эйхе, которые выбивались из большинства «террористов», кнутом — давление, в том числе с помощью директив союзного НКВД, с целью получить санкции на арест номенклатурных чиновников, нередко относившихся к ближайшему окружению первого секретаря.
Эйхе порой сопротивлялся, звонил в Москву с жалобами на Миронова и его подручного С. П. Попова, ведь каждый арестованный сотрудник краевого аппарата был знаком кадровой недобросовестности Эйхе. Надо полагать, в ЦК предпочитали слушать чекистов, а не Эйхе. И в итоге секретарь крайкома налагал однообразные резолюции: дескать, с арестом такого-то члена бюро крайкома согласен. А люди Миронова сочиняли очередной заговор против Эйхе, обвиняя арестованных в том, что они при посещении первым секретарём театра планировали уронить ему на голову стальную балку весом два с половиной центнера, обёрнутую в целях маскировки «куском сценичного полотна»…[241]
В отношении своих кадров Миронов также оказался сторонником классической политики кнута и пряника. Многих оперативников, согласных на масштабные фальсификации, он выдвинул на руководящие должности, добился выделения им множества наград и званий. Мироновские замы и начальники отделов — Григорий Горбач, Серафим Попов, Дмитрий Гречухин — уже летом и осенью 37-го возглавили управления НКВД в Омске, Барнауле и Красноярске.