Большинство жертв «массовой операции» было расстреляно, но значительную часть уничтожили гораздо более жестокими способами. Бывший начальник Куйбышевского оперсектора УНКВД Л. И. Лихачевский в августе 1940 г. показывал: «Осуждено к ВМН за 1937–1938 годы было ок. 2-х тысяч чел. У нас применялось два вида исполнения приговоров — расстрел и удушение… Всего удушили примерно 600 чел.». Среди работников барнаульской тюрьмы перед войной ходили рассказы о том, как в 1937–1938 гг. проходило уничтожение приговорённых к расстрелу: их пытали, а потом «убивали ломом и сваливали в большую яму».
Согласно показаниям начальника Учётно-статистического отдела УНКВД Ф. В. Бебрекаркле, первоначально Миронов заявлял, что так называемый «особый период работы» продлится недолго[287]. Он полагал, что «кулацкая операция», на которую Ежовым было первоначально выделено четыре месяца, решит вопрос с ликвидацией основных кадров «пятой колонны», и не думал, что эта бойня окажется прелюдией небывалых чисток. Его разговор со своим преемником Горбачом, состоявшийся весной 1938-го (о нём ниже), подтверждает версию об определённой «недальновидности» Миронова, доселе отлично ориентировавшегося в нюансах карательной политики и шедшего с опережением.
К 15 августа 1937 г., то есть за три недели с момента начала так называемой «массовой операции», в Запсибкрае было арестовано 13.650 человек (для сравнения: в Белоруссии — 7.894, в очень крупной Омской области — 5.656). Деятельность Миронова была признана образцовой, но для новой работы, которую для чекиста подыскал Сталин, был необходим формально штатский человек.
Получив сначала звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а потом и орден Ленина за сибирские дела, Миронов приказом от 15 августа 1937 г. неожиданно был зачислен в действующий резерв НКВД и получил секретное задание ехать в Монголию на смену только что арестованному послу (и одновременно разведчику) В. Х. Таирову, обвинённому в сговоре с японской военщиной с целью захвата МНР. На сборы дали три дня. Повышение было очевидным; вельможный Эйхе заискивающе прощался с Мироновым, надеясь на его возможную протекцию, и уверяя Агнессу в том, что они-де отлично сработались с Сергеем…
Правда, по дороге в Монголию ему пришлось испытать стресс, столкнувшись с ситуацией, когда явно пытали «своих». На каком-то полустанке Миронов с женой слышали душераздирающие вопли истязаемого. Этим пытаемым, как догадался Миронов, был его предшественник на посту полпреда, выдающийся советский разведчик Таиров, которого везли в одном из вагонов (арест Таирова долго скрывали от советских военных в МНР и монголов; Сталин лично 23 октября 1937 г. разрешил Фриновскому сообщить об изъятии Таирова органами НКВД военной верхушке, «но без того, чтобы монголы знали об этом»)