.
Тон был задан. Оперативники бросились клевать начальство и друг друга, попутно вспоминая и задержки с выплатой жалованья, и отсутствие квартир, и дороговизну в столовой, и даже неудачную композицию стенгазеты, где портреты вождей были расположены по бокам, а в центре красовался «бандит Троцкий, который своими щупальцами пытается захватить территорию СССР», и то, что Барковский не всегда давал санкции на арест.
Оперативник Ф. М. Миков, переведённый в особисты из районного отдела, жаловался: «Мне дали объект… в армии раньше я не работал… мне только рассказали, как я могу доехать до объекта. Я приехал туда, связался с командованием, представился им. Они спросили у меня документы, и когда я им показал своё старое удостоверение личности, выданное мне как сотруднику Зыряновского РО, они сказали мне, что «мы вас задержим». Когда я второй раз поехал туда, получилась такая же история».
В. Я. Чуйко негодовал на то, что сообщил начальству «о факте сожжения одним лицом троцкистской литературы и просил указаний как поступить», но ответа не дождался. А когда Чуйко пришёл к Барковскому с данными «о наличии оружия у одной группы лиц и предлагал т. Барковскому оперировать её», тот «проявил нерешительность и хотел лично проверить эти данные через встречу с источником… [но на явку] в назначенное время не пришёл».
В итоге Барковскому, не подозревавшему, что он как раз из-за своей национальности и является кандидатом в те самые невыявленные пока шпионы, о которых говорил Миронов, пришлось каяться и объясняться: «Совершенно ненормально то, что я не знаю живой агентуры. Меня выбил из колеи ряд обстоятельств. Вам, очевидно, известно, какие у меня были созданы отношения с бывшим зам. нач. УНКВД т. Успенским. Как вам известно, я был отозван в Москву, где пробыл долгое время, потом вернулся опять. Всё это нарушило моё равновесие, и я не организовал как следует своей работы. Эту ошибку я исправлю».
На партсобрании отдела 9 июня 1937 г. разбирали вопрос о скрытии Барковским документов относительно арестованного еще в феврале рядового оперативника Г. Л. Кацена. Когда летом 1936 г. в управление поступили первые материалы о якобы активной троцкистской деятельности Кацена в период его учёбы в ФЗУ на Украине, заподозренного 26-летнего особиста только полгода спустя отстранили от агентурной работы в подразделениях Гражданского воздушного флота. В день ареста Кацена на партсобрании отдела Барковский заметил, что если сигналы на оперативника поступили от четырёх коммунистов, то им следует верить, несмотря на отрицание вины Каценом. Барковский заявил: «На участке, где работал Кацен, имеется засилие троцкистов. Кацен не дал ни одного сигнала о подрывной деятельности этих троцкистов… сросся с аппаратом обслуживаемого объекта».