Заверяя начальство в своей полной лояльности, он утверждал, что среди проведённых им дел по «белогвардейскому заговору» было и дело человека, приходившегося ему родственником. Большаков пояснял, что ему было неловко выпячивать этот факт из соображений секретности: «Парторганизация райотдела НКВД хорошо знала, что я лично… арестовал и вёл следствие по… родственнику жены, и я лично проводил дальнейшие операции по этому родственнику; не мог же я везде и всюду кричать, что я-де своего родственника расстрелял».
Ещё один из многих отличившихся при фабрикации алексеевских заговоров — Н. Г. Нефёдов, начальник Алтайского райотдела ОГПУ. По делу «белогвардейского заговора» в 1933 г. он допросил, применяя жестокие избиения, 62 чел., из которых 6 — были расстреляны, 47 — отправлены в лагеря и 9 — сосланы. Участвовал Нефёдов и в расстрелах осуждённых. Барнаульские чекисты избивали арестованных, морили голодом, замораживали (иногда до смерти) в специальной неотапливаемой камере — и в конце концов получали признания в существовании очередной контрреволюционной организации.
Виновные в расстреле 81 человека Яков Пасынков, Василий Большаков, Николай Нефёдов, Мирон Шорр, Михаил Носов, Михаил Самородов, Г. Дюженко (всего 13 оперативников) были в 1957 г. охарактеризованы как «специально подобранные следователи, известные как квалифицированные фальсификаторы», действовавшие с контрреволюционной целью истребления партийно-советского и хозяйственного актива. Президиум Алтайского крайсуда 19 декабря 1957 г., определив, что повстанческой организации под маркой «белогвардейского заговора» не существовало, а осуждённые по этому делу были честными добросовестными тружениками, постановил привлечь следователей по грозной статье 58-7 (вредительство) и направил это решение в краевую прокуратуру для дальнейшего расследования[58]. Но, насколько известно, никто из живых на то время из чёртовой дюжины следователей не был привлечён к какой-либо ответственности.
Борьба с внутрипартийной оппозицией была очень важной стороной чекистской работы. Соответственно, недовольство сталинской политикой внутри партии ОГПУ оформляло в качестве проявлений вездесущего «троцкизма». Например, в 1932 г. были созданы «троцкистские дела» в Томске и Омске. В апреле 1932 г. партийные власти Томска констатировали вскрытие «контрреволюционной троцкистской группировки в городе Томске» из 13 коммунистов (среди них были И. Г. Муранов, П. Н. Рочев, А. Е. Колесников, В. Н. Раков и др.). В числе разоблачённых оказались три члена пленума горкома партии, трое секретарей партколлективов и один секретарь партячейки. В сентябре 1932 г. бывшие коммунисты из Томска и Нарыма во внесудебном порядке были осуждены; попали под удар и некоторые нарымские чекисты, не удосужившиеся разоблачить врага