.
А вот нахальство начальника Купинского райотдела НКВД И. У. Абрамовича, попавшегося на шпионаже за партактивом, не вызвало негативной реакции у полпреда. В сентябре 1934 г. бюро Купинского райкома ВКП(б) отметило «исключительно антипартийный поступок» Ивана Абрамовича, «который, объективно пойдя по поводу слухов и клеветы обывательско-мещанских элементов», установил слежку за квартирами секретаря райкома, председателя райисполкома и начальника политотдела МТС с целью выявления фактов пьянства с их стороны.
Бюро заявило, что начальник райотдела неправильно информировал своё начальство и попросило Алексеева «разъяснить тов. Абрамовичу объекты слежки». Десять дней спустя полпред сообщил Эйхе, что все сообщения о скандальном поведении районного начальства подтвердились, а данных «о слежке со стороны Абрамович[а] не имею». Любопытного чекиста со временем просто перевели в другой райотдел.
Введение должностей заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в совхозах и МТС обострило ситуацию с кадрами. В некоторых районах оказалось по семь-восемь таких чекистских заместителей, что очень заметно повлияло на рост численности оперсостава. Новое пополнение нужно было спешно обучать. Но прежде всего его надо было получить — во многом за счёт местных ресурсов. Крайком 27 августа 1934 г. по письму Алексеева постановил: «Учитывая крайне напряженное состояние с кадрами для управления НКВД по краю, поручить т.т. Волкову и Яскерович разработать порядок по проведению отбора работников для управления НКВД… в количестве 75 чел.». Месяц спустя крайкомом была утверждена разнарядка по мобилизации 75 чел. по районам края[94]>.
«Применял физическое воздействие»
О том, какая полицейщина процветала в чекистских рядах, говорит один красноречивый эпизод. Первомайской ночью 1933 г. чекисты с помощником начальника раймилиции ст. Тайга много часов наблюдали за подозрительным сборищем в доме машиниста Полицкого, семейство которого увлечённо играло в лото. Под утро они не выдержали и ринулись штурмовать дом: один выбил раму, влез в окно, выпалил в потолок и заорал: «Ложись!», другой ворвался в дверь. Как писал в ОГПУ и крайком секретарь райкома Чугунов, «конечно, всё перерыли, перепугали старых и малых, всех 8 чел. арестовали» и освободили только на следующий день. Проигнорировав вызов на бюро райкома, чекисты затем упрямо повторяли: «А зачем они собираются в квартире и трезвые сидят всю ночь?»[95]
Любой арестованный считался заведомо виновным и подвергался жестоким допросам в случае отказа признать вину. А требовали признаний в том, что подследственный состоит в какой-либо заговорщицкой или хотя бы «вредительско-саботажнической» организации. Большинство чекистов служили ревностно и ради раскрытия очередной «организации» не жалели усилий. Тем более не жалели арестованных. Информация М. А. Клеймёнова о распространённости избиений арестованных в начале 1930-х гг. полностью подтверждается и материалами реабилитационных расследований 1950-х гг., и более ранними ведомственными проверками.