Напоследок — все равно ведь уходить — он решился задать Норструму вопрос:
— А у вас был выбор?
— Был. Но я принял другое решение.
Сэм чуть не охнул от удивления. Значит, и Норструм сирота?!
— Хочу попросить тебя кое о чем, — сказал вдруг наставник.
Они стояли в парке среди двухсотлетних корпусов. Сэм знал тут каждый уголок, потому что с остальными детьми помогал ухаживать за территорией кампуса и поддерживать порядок в зданиях — так полагалось по уставу. Очередное ненавистное правило…
— Пожалуйста, будь осторожен. Думай, прежде чем что-то сделать. Мир не столь… мягок, как мы.
— Вот как вы это называете? — изумился Сэм. — Мягкостью?
— Мы искренне о тебе заботились. — Норструм на миг умолк. — Я искренне заботился о тебе.
Ни разу за восемнадцать лет жизни здесь Коллинз не замечал за наставником привычки к сентиментальностям.
— Ты очень свободолюбив и независим, Сэм. Ничего плохого в этом нет. Но будь осторожен.
Норструм говорил от души.
— Возможно, правила большого мира покажутся тебе проще. Тут ты намучился.
— Наверное, плохая наследственность, — сказал Сэм как можно беспечнее — и вдруг вспомнил, что нет у него ни родителей, ни наследия. Вся его жизнь — здесь, в этом кампусе. И единственный неравнодушный к нему человек — тоже вот он, рядом. В знак уважения он протянул Норструму руку, тот вежливо ее пожал.
— Я все же надеялся, что ты останешься, — тихо сказал наставник. В его глазах светилась грусть. — Всего тебе хорошего, Сэм. Помогай другим, старайся приносить пользу.
И он старался.
Окончил с отличием колледж. Поступил на работу в Секретную службу. Интересно, жив ли еще Норструм… Четырнадцать лет прошло со дня их последнего разговора. Сэм ни разу не пытался отыскать наставника — боялся его еще больше разочаровать.
В сознании вдруг всплыли его слова: «Я все же надеялся, что ты останешься».
Ну не мог он остаться!
С бульвара Сен-Жермен они с Малоуном свернули в переулок и, поднявшись вверх, очутились на перекрестке. По правую сторону вновь тянулся железный забор. Ориентируясь на шум шагов, они дошли до следующего угла и еще раз повернули. Забор сменила высокая парапетная стена с цветной вывеской: «Национальный музей Средневековья — термы и особняк Клюни».
За стеной виднелся готический особняк, увенчанный темно-серой крышей со множеством слуховых окон. Фоддрелл нырнул во двор, а за ним и его преследователи.
Малоун не отставал ни на шаг.
— А мы куда? — удивился Коллинз.
— Импровизировать.
Малоун сразу догадался, куда они направляются. Когда-то на месте музея стоял римский дворец с термами, руины которых теперь составляли часть экспозиции. В XV веке аббат-бенедиктинец возвел над развалинами особняк. В XIX веке при национализации в здании обнаружили ценные средневековые артефакты — так особняк и термы Клюни стали парижской достопримечательностью, отмеченной во всех путеводителях. Малоун пару раз сюда заглядывал, поэтому хорошо представлял внутреннюю планировку. Два этажа, два смежных выставочных зала — вход-выход через одну дверь. Сурово. Незаметно не проскочишь.