…«Фарман-7» пошел на взлет. Близится отрыв. Привычно подтягиваю ручку на себя. Жду — сейчас горизонт пойдет вниз. И вдруг раздался треск. Самолет бросило к земле. Последнее, что успеваю сделать инстинктивно, — выключить левой рукой зажигание.
Очнувшись, увидел: меня выбросило метров на семь вперед от скапотировавшего «фармана». Остался жив только потому, что не был привязан. Иначе придавило бы обломками. И пробковая каска выручила: на ее лобовой части оказалась вмятина.
Комиссия установила: на разбеге подломились совсем прогнившие деревянные стойки шасси…
Да, такую «шутку» с офицером сыграть бы не посмели. Я подал рапорт о переводе в любой авиационный отряд, летающий на «ньюпорах». О здешних порядках и об отношении к себе писать, конечно, не стал — бесполезно. Штабс-капитан Карпов, стараясь побыстрее замять неприятный случай, содействовал моему переводу.
В январе 1914 года я прибыл в Одессу, в только что сформированный 7-й корпусной авиаотряд. Тут много летали на «ньюпорах», хотя и без всякой программы: каждый поднимался в воздух и делал что хотел. Встретили меня хорошо: все летчики оказались знакомыми — выпускниками Качинской школы. Командовал отрядом лихой пилот, бывший кавалерист штаб-ротмистр Есипов, друг замечательного истребителя Евграфа Крутеня. Он любил полеты и на редкость хорошо относился к солдатам. Но летом 1914 года командир разбился на моих глазах. Причиной его гибели стала распространенная «офицерская болезнь» — пренебрежение техникой, стремление быть «чистым летчиком».
Помню, Есипов очень спешил с вылетом. Его машину не успели даже осмотреть, как он приказал механику Кальмановичу садиться в кабину. Запустил мотор и сразу, без всякого опробования пошел на взлет. Мне показался странным звук мотора. Мелькнула мысль: или регулировка плохая, или мощность мала из-за неудовлетворительной подачи бензина. В этот момент «ньюпор» перешел в набор высоты. Поднявшись метров на тридцать, он неожиданно свалился на крыло и рухнул вниз…
В то время на «Ньюпоре-4» уже стоял счетчик оборотов и масляный стаканчик оставался. Больше того, любой механик, сидя в кабине, мог на слух определить, что мотор недодает обороты. Есипов не воспользовался ни тем, ни другим, а сам технику знал плохо. Вот и поплатился за это жизнью.
Через несколько дней после похорон старого командира прибыл новый — штабс-капитан Степанов. Приняв рапорт адъютанта, он не подал команду «Вольно!». Медленно прохаживался перед нами, выхватывая хмурым взглядом то одного, то другого солдата. На его грубом квадратном лице нервно подергивались коротко остриженные рыжеватые усики. «Нижние чины» поеживались от ледяного взгляда нового командира. Вдруг штабс-капитан как заорет, заикаясь: