Вижу: осунувшееся лицо Васильченко покрылось румянцем.
— Всех прошу учесть, — добавляет Савин, — впредь новые машины будет получать тот, кто этого заслужит в бою.
Внезапно потемнело. Туча повисла над самым аэродромом. Ветер усилился.
— Знамя в штаб! Все к самолетам: держать крепче! Бегом! — кричу я. Васильченко первым бросается к «ньюпору».
Вспышка молнии озаряет город, реку, аэродром и людей, облепивших самолеты. Удар грома раскалывает небо…
Теперь мы приданы Правобережной группе войск. Четыре ее дивизии обороняют фронт шириной в двести километров — от Херсона до Никополя. Даже прежнего количества машин нам здесь не хватило бы. И все-таки никто не унывал. Наоборот, после отступления коллектив стал еще крепче, сплоченнее. «Почему?» — задал я себе вопрос. И мне невольно вспомнились последние минуты перед вылетом из Аскании-Нова. Многие тогда нервничали, спешили. Ведь на аэродром вот-вот могла нагрянуть белогвардейская конница. Только Яша Гуляев по-прежнему оставался спокойным. Его медлительность меня удивила.
— Нельзя ли побыстрее? — сделал я замечание.
— Нельзя, товарищ командир, — ответил он. И, помолчав, добавил: — На меня смотрят другие. И если я, коммунист, начну метаться, что же останется делать им?
В тот день Гуляев провел три воздушных боя. И каждый раз ему одному приходилось сражаться против трех-четырех «хэвилендов».
Каждому, кто вылетал тогда на задание, я говорил:
— В Нижние Серогозы возвращайтесь над дорогой, ведущей из Аскании-Нова. Постарайтесь найти обоз Ильинского…
Прошел день, другой, но никто из летчиков не порадовал меня докладом. Тогда я вылетел сам. Выполнив разведку, завернул к нашему прежнему аэродрому. Поломанных самолетов возле сараев уже не было… Обоза на дороге также не оказалось. Тяжело стало на душе. Ведь это я оставил своего механика и двадцать красноармейцев белым на растерзание…
На четвертый день, когда я сидел за столом и брился, меня окликнул через открытое окно Савин:
— Иван Константинович, едут!
— Кто?
— Да чумаки наши, Ильинский с красноармейцами. Идем встречать!
Я бросил бриться, вытер полотенцем лицо и выбежал на улицу. Глазам предстала дивная картина. Обоз действительно напоминал чумацкий. Волы, запряженные попарно, медленно тащили деревянные телеги с огромными колесами. К каждой подводе, нагруженной бочками и ящиками, был прицеплен самолет. Молодцы! Все захватили: два «спада», три «ньюпора», бензин, касторовое масло и даже авиабомбы!
На первом возу сидел худенький Костя Ильинский с небритым запыленным лицом. Рука у него была перевязана. Рядом с ним примостился какой-то мальчонка.