Вот что буквально произнес капеллан, прерывая свой рассказ:
— Еврейский раввин сделал то, что должен бы сделать я, христианский священник… Он восстановил поруганный крест…
Аладар Фюрст делал это, полузакрыв глаза, словно замечтавшись о чем-то далеком, и не резко, а плавными неторопливыми движениями. Он отламывал одну за другой слабо державшиеся на гвоздях боковые дощечки, превратившие крест в свастику. Но поскольку он был уже полусгнившим от непогоды, то заодно обломился краешек замшелой поперечины, отчего восстановленный крест несколько повредился и был не совсем тот, что прежде. Стояла мертвая тишина. Никто не мешал обреченному медленно уничтожать символ триумфа. Петер Шох и его команда, казалось, не соображали, что означает этот поступок. Больше минуты они стояли в недоумении, не зная, что предпринять. Легчайшая улыбка скользила по лицу ребе Аладара, которое он обратил теперь к капеллану, стоявшему рядом. И он протянул священнику крест, как нечто, принадлежащее тому, а не ему, раввину. Капеллан Феликс принял крест правой рукой. В левой он все еще держал бутылку молока…
Тут кто-то из толпы штурмовиков крикнул:
— Жидовская морда, не слышишь, что ли, там тебя венгр зовет. Беги, жидовская морда, беги!..
И в самом деле. Аладар Фюрст встал, шатаясь, оглянулся, тяжело вздохнул, разглядел впереди под светящимися окнами другой таможни группу венгерских солдат. Еще секунду он колебался, потом вдруг вскинулся дикими прыжками бежать в сторону Венгрии, в сторону жизни. Но поздно. Раздался первый выстрел. За ним другой. Потом треск автоматов. Фюрст не пробежал и двадцати шагов.
Штурмовики набросились на упавшего и били его коваными сапогами, будто хотели втоптать в землю.
Впереди, словно свист бича, раздались резкие слова команды по-венгерски. С примкнутыми штыками венгерская охрана выступила против убийц, дрожа от бешеной ярости, предводительствуемая майором с пистолетом в руке.
Завидя их, Шох и его молодчики бросили свою жертву, повернули назад, вскочили на мотоциклы и испарились, оставив едкую бензиновую вонь. Ведь гениальность партийной политики была не столь велика, чтобы суметь в точности определить в любой момент, как далеко позволено им будет зайти в их спецкровожадности, не повредив великому делу.
Раненого перенесли в венгерскую таможню и положили на носилки. Он был без сознания. Вскоре прибыл вызванный майором врач. Он установил перелом позвоночника и два выстрела в легкое. Кроме того, было сломано несколько ребер и обнаружилось множество кровоподтеков. Капеллан хлопотал вокруг фрау Фюрст, у которой от ужаса отнялись голос и речь. Она сидела на корточках рядом с мужем и в отчаянии беззвучно шевелила губами.