— Что? — надрывался я. — Что?
— На вечеринке, — повторила она, и сигнал пропал.
Ясно. На вечеринке. Значит, она идет туда. Я взял себя в руки. И стал пробираться вперед сквозь гущу людей.
Которые демонстрировали, между тем, все более и более левые взгляды. Вскоре я оказался в эпицентре настоящего мишурного бунта.
Оксфорд-стрит была заполнена людьми от края до края; между тысячами невесть откуда взявшихся манифестантов был зажат и я. Понадобилось неимоверное количество времени, чтобы проложить сквозь эту демонстрацию путь. Толпа, прежде казавшаяся анонимной, вдруг ожила, расцветилась. Кого только не было в этом марше. Кого только я не повидал, пробиваясь к Энни.
Господи, у них еще и плакаты? Лозунги проплывали над моей головой, словно мусор, подхваченный волной. ЗА МИР, СОЦИАЛИЗМ И РОЖДЕСТВО! РУКИ ПРОЧЬ ОТ НАШИХ ПРАЗДНИКОВ! ПРИВАТИЗИРУЙ ЭТО! Один плакат я видел буквально везде. Он был простым и лаконичным: буквы ТМ в красном кружке, перечеркнутые такой же красной полосой.
«С Энни все будет в порядке, — твердил я себе. — Она сама так сказала». Я крутил головой, шагая на вечеринку. До нее оставалось всего несколько улиц. Я решил разглядеть демонстрацию как следует.
Эти люди просто спятили! Не то чтобы я был с ними не согласен, просто так ведь ничего не добьешься. Только беду накличешь, на себя и на других. Копы вот-вот явятся.
И все же я не мог не восхититься их изобретательностью. Какие на них были костюмы, какие краски — загляденье! А главное, как они пронесли все это на улицы, как организовали? Наверняка в онлайне, а значит, в ход пошло какое-нибудь замысловатое кодирование, чтобы обмануть полицейский надзор. Каждая группа марширующих пела свою песню, многих из них я не слышал годами. Я шел как сквозь зимнюю сказку.
Сначала я миновал христиан, они несли кресты и пели святочные гимны. Сразу за ними группа плохо одетых людей продавала свои газеты и несла плакаты с портретами Маркса в колпаке Санты-Клауса. «Я мечтаю о Рождестве красном»[28], — пели они, не совсем в лад.
Мы как раз поравнялись с магазином «Селфридж», когда от толпы отделилась группа людей и остановилась у его витрин, заполненных привычной мешаниной из парфюмерии и туфель. Демонстранты переглянулись и бросились к стеклу. Увидев такое, прохожие на улице, перпендикулярной Оксфорд-стрит, замерли. Встреча с обычными покупателями оказалась для меня такой неожиданностью, что я едва не споткнулся, до того странно было видеть на улице кого-то, кроме протестующих.
Я знал, о чем они думали, эти люди, которые шли в «Селфридж»: они вспоминали старинные традиции (иные — по рассказам старших, лет им было явно маловато, чтобы помнить жизнь до парламентского акта о Рождестве™).